— Ну, давай, моя девочка. Будь умницей. Чем быстрее ты это сделаешь, тем скорее мы закончим.

Господи… что закончим? Для меня данных доводов слишком мало. Или ты еще зачитал не весь список протокола?

И почему я только сейчас почувствовала, как больно моим коленкам? Стоять, опираться, ступать, ползти… Неужели после вчерашнего? Я все-таки растерла их на полу твоей игровой комнаты. Поэтому ты так заботливо подложил мне подушечку? Тогда почему не положил еще одну на ступени подиума кровати?

Может временно отхлынула щедрая доза анестезирующего адреналина, и теперь она резала коленные чашечки прямо по кости? Правда я уже не плакала, словно физическая боль временно перекрыла доступ кислорода к надломленной психике, облегчила восприятие пережитых событий и взбесившихся эмоций. Будто позволила временно зацепиться за нее, переключиться сознанием и телом на ее отрезвляющие вспышки.

Пара футов? Я не знаю, каким чудом и что заставило меня оторваться от тебя, твоего живого обволакивающего тепла и защитной близости. Но у меня еще было в запасе несколько секунд, а может и минут. Я еще могла сохранить твои отпечатки на коже, на воспаленных нервных окончаниях, пока вынужденно отстранялась в сторону, и пока ты сам отступал, давая мне возможность очнуться, прийти в себя и исполнить твой гребаный приказ.

Преодолеть эти пару футов, заставить себя подняться по этим жестким ступеням, стараясь изо всех невозможных сил не смотреть по сторонам: на металлические ножки кровати и даже вперед, на огромный камин, под его бордовую мраморную полку, на массивный гранитный барельеф, где красовался ряд вмонтированных в бежевый рисунок огнеупорного камня латунных колец. Не сейчас. Мне бы только выпрямиться, всего на несколько секунд с помощью края матраца. Вцепиться в него трясущимися пальцами, перенести большую часть веса тела на перенапряженные руки, чтобы кое-как подтянуться и переступить коленями по ступеням. Я уже сама хочу уткнуться лицом в простыни, зажмурить глаза, застыть… вцепиться зубами в покрывало… Сделать последнее усилие над собой, чтобы не дай бог не разрыдаться в голос.

Мягкая шелковая прохлада постельного белья обволакивает мою разгоряченную кожу кратковременным компрессом, пока в ближайшие секунды она не вобрала тепло моего воспаленного тела. Кажется у меня подскочило не только давление, но и температура, особенно на тех участках, где уже в буквальном смысле пылали все твои физические метки. Пульсировали, наливались огнем, будто кто-то очень медленно растирал их сухой наждачной бумагой.