— Придерживайся за моей спиной расстояния не меньше двух-трех футов. И старайся не отставать.

Почти как в тюрьме — лицом к стенке перед выходом из камеры, затем у выхода, пока твой конвоир закроет твою клетку на ключ. Правда в этом случае ее не закрывали. Действительно, какой смысл запирать комнату, в которой все равно никого нет или временно не будет.

— …У тебя вообще нет нормальных зимних вещей? Ни плотных пальто, ни дубленок, ни шуб?

Ты только сейчас заметила, что плывешь в своем вакууме следом за человеком с внешностью Дэниэла Мэндэлла-младшего (как это ни странно, но ты легко узнавала его даже со спины, и теперь могла узнать где угодно — по посадке головы, по форме ушей, цвету волос и всей фигуре, пусть и наглухо зашитой в шикарный деловой костюм индивидуального кроя). Через левый локоть перекинуто твое самое длинное и теплое пальто из черного кашемира, а в пальцах правой руки — твои ботильоны из черной замши.

— В Карлбридже теплые зимы… — там нет смысла носить шубы и это пальто ты тоже редко носила, брала лишь в нечастые поездки в более холодные климатические широты страны и Европы, и только зимой.

— Я так и понял. То же самое касается и обуви. Хотя весьма странно — переезжать жить в северную столицу Эспенрига в конце осени и заранее не подготовиться с зимним гардеробом.

Ты ничего не ответила, поскольку это был не вопрос, а твое сознание сейчас было заполнено вакуумом твоей черной дыры. Что-то говорить и уж тем более оправдываться, или того хуже — пытаться поддержать разговор, потому что тишина слишком давит на слух и точит нервы и может раздавить тебя в любой момент своим звенящим куполом?

И идти вы ведь тоже не собираетесь целую вечность. Какой бы огромной не была эта квартира — это всего лишь квартира, а не королевский дворец. И ты впервые за все время пребывания здесь узнаешь хоть что-то — круглую вишневую гостиную, из которой в пятницу ты попала в гардеробную и ванную Мэндэлла-младшего. Нежданный и очень сильный толчок сердца буквально по горлу. Проснувшаяся память и врожденные рефлексы врываются в твое тело раньше, чем успеваешь осознать, что все не так просто. Сколько не пей таблеток, сколько не пытайся спрятаться в пустоте ложной апатии и симулированной кататонии — природу истиной сущности ни чем не задавишь и не сведешь на нет. Сознание все равно будет рваться и цепляться за тусклые проблески призрачной надежды. У жизни в фаворе лишь один признанный и самый главный рефлекс — инстинкт к выживанию, неуемная жажда к жизни.

Сердце не сбавляло силы своих мощных толчков ни на секунду, пока вы шли по длинному коридору-холла непонятного назначения. Знакомые арочные ниши с дорогущей антикварной хренью, массивные картины и огромные зеркала в тяжелых позолоченных багетах — вычурная, ни чем не обоснованная роскошь, которая и по сей день никак не желала вязаться с воспоминаниями о твоем Дэнни. И все же, разум хватался за недавние смутные образы последних дней в собственных лабиринтах памяти, словно судорожно пролистывал накопленные визуальные файлы в поисках чего-то важного и крайне необходимого.