"Дзиннннь… пшшшш" — оно могло бы сойти за мелодию, пусть и без слов, но она не продержалась в твоей голове и двух минут. Хотя в какой-то момент, глядя, как плавно открываются серебряные двери кабинки лифта с мелодичным звоном электронного оповещения, тебе вдруг захотелось повторить этот чарующий звук еще раз… несколько раз. Подождать, когда двери автоматически закроются сами (опять проиграв эту мажорную композицию из трех нот), а потом опять нажать на кнопку вызова. А потом еще раз и еще… И еще… Снова… "Дзиннннь… пшшшш"
Ты такое можешь себе представить, Элл? Это же первая мелодия за все последние дни, которую ты только что услышала после двухдневного прослушивания оглушающей симфонии мертвой тишины и трех арий Смерти. Здесь такая крутая изоляция, что и вправду совершенно ничего не слышишь, и особенно привычные для слуха отдаленные отзвуки тех же песен, приглушенных стенами из соседних квартир (размазанных ритмами гулких басов и цикличных переборов, в которых ты время от времени, напрягая извилины, пытаешься угадать что-то знакомое, или даже расслышать слова). Абсолютно ничего. Ни периодических ударов с какой-нибудь стройки-ремонта (в любом многоквартирном доме кто-то ведь обязательно и дня не может прожить, чтобы что-то не переделать в своем жилище), криков, голосов, резкого визга автомобильных покрышек о дорожную магистраль с пронзительными гудками клаксонов, а то и взрывом лопнувшей ночью шины, которая обязательно потянет за собой целый оркестр завывающих противоугонных сирен.
НИ-ЧЕ-ГО. Тишина.
И даже сейчас ты слушаешь ее, слушаешь его мелодию — симфонию своего любимого Дьявола. Она не перестает звучать в тебе, вибрировать, насыщать твои натянутые красные нити почти уснувших эмоций особым сортом персональной боли. И "дзиннннь… пшшшш" лишь ненамного ее облегчает… совсем ненамного. А может затягивает еще глубже, в вальсирующую спираль млечного пути вашей воскресшей вселенной.
Нет, она не затихла, скорее слегка онемела, как под обширным воздействием сильной дозы ледокаина. Ты все равно ее ощущаешь, она не спит: царапает твои нервы и пульсирует в твоих костях и в сомлевшей коже — черно-красная вселенная, мелодия твоей хронической болезни, безвозвратной потери, незаживающих ран и конечной точки невозврата. Он наигрывает ее тебе постоянно, беззвучно напевает, когда ты спишь и когда укачивает в своих бесплотных объятиях зыбкой тьмы.
Я рядом, Эллис. Всегда рядом… Помнишь? Такие вещи невозможно забыть и уж тем более не заметить в своей монотонной и столь предсказуемой жизни, ведь так, моя девочка?..