— Дэн, хватит, — она все-таки ударила его или попыталась отпихнуть ладошками в грудь. Панический выброс неконтролируемого страха, инстинкт самосохранения. Он не шелохнулся ни на миллиметр.

— Солнечное сплетение ниже, и бить надо сильней.

Ласковый захват чужих пальцев наконец-то ослабевает, разжимается, соскальзывает, и вот только тогда она начинает ощущать. Боль в следах и отпечатках на собственной коже, на гландах (fuck), внутри самого горла, будто ей передавили мышцы изнутри, заставив проглотить кусок острого камня. Теперь понятно почему в фильмах всегда кашляют после подобных попыток удушения. Ей тоже захотелось выкашлять все это, вместе с царапающими глотку сухими "камнями".

— И после ТАКОГО ты надеешься, что я тебе все выложу на блюдечке с голубой каемочкой? — собственная ладонь самопроизвольно тянется к шее неосознанным порывом защититься от возможных повторных нападений или… в попытке снять с себя ощущение отпечатка чужой ладони — болезненного, отвратительного отпечатка, — Или мне мало всех тех шокирующих страстей и изумительных подробностей из бурной жизни Дэниэла Мэндэлла-младшего? А может мы мало с тобой цапались и грызлись за откровенную антипатию к друг другу? Чтоб я вот так, за здорово живешь или от скуки ради предала свою лучшую подругу?

Голос дрожит, но она пока держится, еще не срывается с места и не убегает сломя голову на трясущихся ногах, хотя ее уже никто не держит. Какой-то подсознательный импульс или сдавленный голос напуганного до смерти ребенка тихо шепчет, советует — Сэм, бога ради, не делай резких движений, не вздумай провоцировать зверя в трезвой голове Мэндэлла. Он мог осознать свою ошибку, но это не значит ровным счетом ничего. Желаний убить Саманту Грин едва ли в нем поубавилось.

— Да с какого, бл**ь, перепуга ты вообще взяла, что твое мнение — центр средоточия всего сущего и лишь тебе дано право вершить чьи-то судьбы и принимать за кого-то решение? — нет, это еще не был крик в полные легкие, но это был крик негодования и пережатой со всеми нервами боли, в побагровевшем лице, в перекошенных чертах, в блестящих от дрожащей пленки слез глазах цвета кроваво-бордового бурбона. — Кто ты такая, чтобы ставить диагнозы с прогнозами на будущее незнакомым тебе людям? Мой личный доктор и профессор по психиатрии? Ты вообще хоть что-то конкретное знаешь обо мне? Ты меня знаешь, Саманта Грин? Ты хорошо меня знаешь? Всего? От и до?

А кто мог вообще знать, что она видела Дэниэла Мэндэлла-младшего в подобном состоянии в первый и последний раз? Что страх за собственную жизнь хоть и будет запредельным, зато обоснованным, на уровне животных инстинктов, а не… с холодеющими на хрен всеми и по отдельности внутренностями, под сминающим напалмом янтарной платины вечной мерзлоты и арктического спокойствия через десять лет. Когда собственное сознание будет работать на полную катушку и выдавать убийственные прогнозы собственному ближайшему и РЕАЛЬНОМУ будущему.