— С чего нам начать? С Кэла или Шона? — Когда я застываю на его последнем слове, он кивает сам себе и говорит: — Ты злишься на него за то, что он сказал Шону держаться от тебя подальше в старших классах, да?

Я просто смотрю на него, отказываясь отвечать на такой идиотский вопрос.

— Ты ведь понимаешь, что тебе было пятнадцать? А Шону восемнадцать? Восемнадцатилетний горячий музыкант, который спал с большим количеством девушек, чем большинство парней вдвое старше его? И ты была девственницей? И он все равно уезжал? И у тебя была нездоровая одержимость им?

Я вмешиваюсь, когда он добирается до единственной части, с которой я могу поспорить.

— Я не была одержима.

— Любовь, одержимость… — Лэти щелкает пальцами в воздухе. — Когда тебе пятнадцать, это одно и то же. Как ты думаешь, что бы случилось, если бы Кэл не сказал Шону, чтобы он тебе не звонил? Ты действительно думаешь, что он позвонил бы?

— Этого я уже никогда не узнаю, — сердито отвечаю я.

— Хорошо, тогда позволь мне спросить тебя вот о чем. Ты действительно думаешь, что Шон держался бы подальше от тебя только потому, что этого хотели твои братья? Если бы он действительно хотел быть с тобой, как хотелось верить твоему девичьему сердцу, неужели ты думаешь, что он позволил бы им встать у него на пути? На шесть лет?

Резкая боль отдается в задней части моих глаз, и я виню в этом еще более сильную боль в груди. У меня такое чувство, будто мое сердце превратилось в скрюченное, исковерканное месиво, словно его бросили в мясорубку, а потом переехали грузовиком.

— Я поняла, Лэти. Шон никогда не хотел меня. Ты это хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что Кэл просто пытался защитить тебя. Он идиот, но он идиот, который любит тебя.

— Мне повезло.

Лэти вздыхает и смотрит, как я вытираю глаза тыльной стороной ладони.

— Тебе повезло. Очень повезло. Что приводит нас к Шону.

— Если ты скажешь, что мне повезло с Шоном, — предупреждаю я, — то получишь камнем в голову.

— Успокойся, дьяволица, — отвечает Лэти, как будто я не угрожала убить его там, где никто не найдет его тело. — Я не собираюсь говорить тебе, что Шон заботится о тебе или о чем-то еще. — Он симулирует кашель, который звучит ужасно похоже на «так и есть», а затем стирает самодовольную ухмылку с лица и продолжает. — Но я хочу подчеркнуть, что ты большая — и я имею в виду гигантская, невообразимая, огромная, колоссальная…

— Переходи к сути, черт возьми, — приказываю я.

— Лицемерка. — Лэти встречает мой жесткий взгляд своим собственным, не отступая от темноты в моих глазах и не боясь того, как я взвешиваю обещанный камень на ладони. — Все, что ты делала с того момента, как вернулась в жизнь Шона — это лгала.