— Марин… — позвала ещё раз, когда шум воды прекратился, — может, всё-таки скажешь, что случилось?

Дверь тут же открылась, являя прикрывающуюся махровым полотенцем Военбург. Юля с порога окинула её внимательным взглядом, придирчиво пробежалась по юному телу, отмечая розоватый оттенок кожи без каких-либо синяков или царапин, и облегченно выдохнула.

Уже легче.

— Постой тут, я за халатом сбегаю, — сорвалась с места, чувствуя во всем теле нервную дрожь. Хотела выиграть несколько минут, чтобы успокоиться, успеть взять себя в руки.

Можно что угодно утверждать: что всё, конец, нельзя ей сейчас к Валу, что сын важнее, однако от поселившихся внутри чувств не убежать. Не спрятаться от них, накрыв голову руками, прокричав: «Я в домике». Не поможет. В этом «домике» уже такой Ад начался, что и сама нуждалась в поддержке и сострадании.

Поднявшись в спальню, достала с полки халат и поспешила обратно. Всё делала быстро, специально не подпуская к себе разрушающие мысли. Потому что нельзя. Уничтожат.

— Вот, — протянула одежду успевшей успокоиться племяннице и привалилась спиной к стене, не ведая, на чем именно сфокусировать убитый взгляд. Даже не знала, что пошатнуло сильнее: известие об использовании или прозвучавшее имя. До маниакальной потребности хотелось услышать подобности, но стойко ждала момента, когда Марина сама соизволит рассказать. Для себя уже сделала выводы: будь Марина изнасилована — не сидела бы сейчас на бортике ванной и не перебирала неспешно влажные волосы, рассматривая себя в зеркале.

Марина молчала, изучая в зеркале её отражение. Странная. Недавно рыдала дурниной, а теперь сидит и отстраненно улыбается, просверливая в ней дыры. И фиг поймешь, что там у неё на уме. Аж передернуло от непонятного предчувствия.

Возможно, Юля сама виновата? Возможно, её реакция видится со стороны как-то иначе? Если бы на месте Вала оказался кто-то другой, как бы она восприняла новость? Так же остро и болезненно или как-то иначе? Тяжело ответить. Душа болела за племянницу, а вот сердце захлебывалось в крови, боясь даже представить, как это всё было между ними.

— Ты ещё долго будешь молчать? — не выдержала, изнывая от пагубных мыслей. И так нервы были ни к чёрту, а тут ещё и эта тишина. Любой бы вспылил. — Что значит, «использовал»?

— А ты с какой целью спрашиваешь? — резанула её взглядом Марина, запахнув на тонкой талии полы халата.

— В смысле? — не поняла. Хорошо, что прижималась к стене, пряча за спиной дрожащие руки.

— Ну, ты ведь у нас писательница, мало ли, вдруг для очередной истории интересуешься. Со всеми подробностями там, описанием интима.