А нет никого рядом. Одна пустота.

Хорошо хоть, новости были обнадеживающими. Вал связался с университетским другом, специалистом в области семейного права и тот пообещал обязательно помочь. От неё лишь требовалось уладить вопрос с трудоустройством, на что у Дударева тоже нашлось решение. Он договорился с одной давней знакомой из департамента образования и та подготовила для неё место своей личной помощницы. Когда же Юля озвучила сомнения, рассказав о случае с заведующей садика, Вал только посмеялся с её страхов, заявив, что «Ангелина Федоровна сама кого хочешь запугает до смерти».

Эта новость, не позволившая основательно опустить руки, стала для Юли единственным лучиком света в кромешной тьме. Значит, не зря она пошла на уступки, покорно смирившись с увольнением. Не зря изгрызла до крови щеку, чувствуя на себе чужие руки. Этого требовала её роль, с этим нужно было смириться хотя бы ради сына.

И она мирилась. Улыбалась, если того требовали обстоятельства. Поддерживала разговор — если от неё ожидали ответа и, конечно же, продолжала подыгрывать Марине, не решаясь раскрыть гнусную ложь раньше времени. Ведь Военбург, сама того не ведая, предоставляла Юле пускай и шаткое, но всё-таки алиби. Если Глеб надумает обвинить ей в супружеской измене, приписав роман с Дударевым — никто не сможет это подтвердить кроме подкупленной няни, с которой Вал тоже планировал поговорить в ближайшие дни.

Можно было бы, конечно, начать подготавливать сына к грядущему стрессу. Хотя бы поступательно, шаг за шагом, осторожничая и не спеша, но как только открывала рот — язык тут же прилипал к нёбу, лишая голос привычной громкости.

С чего начать, как подвести к нужной теме — не знала и даже не могла представить. Уверенна, будь на её месте муж, тот бы сразу развернул агитационную компанию против неё. Она же… вот честно, будто дар речи теряла.

Просто в голове не укладывалось. Чувствовала, что должна что-то делать, а что, не понимала. Знала только, что по возвращению домой их жизни кардинально изменятся, а как подготовиться к этому, не имела понятия.

Если начать с того, что они с папой ссорятся, не сходятся во мнениях и потом долго обижаются друг на друга, так Сашка сразу предложит помириться и дело с концом. Она ведь сама его учила, что дружба превыше всего, что нужно уступать друг дружке. Уметь прощать.

Если попробовать зайти с другой стороны и начать с того, что она разлюбила папу — сын даже не поймет, как это. Любовь в его возрасте была чем-то иным, не таким уж и важным для жизни. Он только начинал засматриваться на девочек, дарить им конфетки, дергать за косички. Для него куда важнее была родительская любовь, в лучах которой он купался с самого рождения. Всё остальное… разве оно имело для него ценность? Нет, конечно.