Но как?

Только уничтожив человека, который на протяжении многих месяцев руководил бойней и заливал улицы столицы потоками крови. Того, кто звался Неподкупным…

Тальен взял перо и написал: «Проявите столько же осторожности, сколько я проявлю отваги, и будьте спокойны». После этого он помчался к тюремщику «Петит Форс», чтобы переправить эту записку Терезии. Затем тайно встретился с несколькими членами Конвента, разделявшими его взгляды и также питавшими ненависть к диктатору, и призвал их к восстанию.

— Надо освободиться от этого тирана! — сказал он им. — Если вы поможете мне, мы вскоре вздохнем свободно.

На другой день, 8 термидора, когда Робеспьер с трибуны Конвента потребовал произвести чистку Комитета общественной безопасности и Комитета общественного спасения, пригрозив отправить на гильотину всех, кто не думал так же, как он, Тальен с помощью Фуше готовился к решающей схватке.

И она состоялась 9 термидора…

Тальен прибыл в Собрание с таким решительным выражением на лице, которого никто у него раньше не видел. Его воодушевлял образ Терезии, которую вот-вот должны были привести на суд к Фукье-Тенвилю. Встретив Гупилло де Монтегю, он сказал:

— Пойдем со мной, ты станешь свидетелем триумфа Друзей свободы: сегодня вечером с Робеспьером будет покончено!

Началось заседание. На трибуну поднялся Сен-Жюст и начал довольно складно осуждать врагов Комитета общественного спасения для того, чтобы добиться поддержки всех членов Конвента. И ему это, возможно, удалось бы, если бы его речь не прервал Тальен. Любовник Терезии громогласно потребовал назвать, кого конкретно оратор имел в виду, и квалифицировал высказывания Сен-Жюста как «низкие инсинуации».

Эта реплика была сигналом к нападению. Поднялся Билло-Варенн и назвал Робеспьера революционером-ретроградом… Когда речь зашла о нем, диктатор выскочил на трибуну. Но его появление там было встречено возгласами: «Долой тирана!», и он не смог произнести ни слова. Тогда на трибуну взошел Тальен и, угрожающе потрясая кинжалом, крикнул:

— Граждане представители народа, я вооружился этим кинжалом для того, чтобы пронзить грудь нового Кромвеля в случае, если у вас не хватит смелости решиться на его арест!

Этот жест, который несколько дней тому назад показался бы безрассудным, наэлектризовал Собрание, встретившее слова Тальена шквалом аплодисментов.

Смертельно бледный Робеспьер попытался было сказать что-то. Обратившись к Тюрьо, сидевшему в кресле председателя, он воскликнул:

— В последний раз, председатель банды убийц, я прошу дать мне слово!