Светлый фон

– Лиам, милый, ну зачем ты так, – сочувственно проговорила София. – Его можно понять, на него столько свалилось….

С каждым словом матери Лиам сильнее сжимал ложку, и каша начинала вытекать у него между пальцев. Неизвестно откуда взялись на это силы, и Лиам сам тому удивлялся, но как известно дурная сила немерена, а дури и злобы у Лиама хоть отбавляй.

– Сначала Лотти оставила нас, потом его подруга Рэйчел, он столько всего пережил, – причитала София, вытирая руку Лиама от вытекающей каши и словно нарочно не замечала его гнева.

– Собаку. С помойки. Адам, – подытожил Лиам, очень долго и пристально глядя на мать. – Спасибо, что зашли, миссис Ларссон, – Ли сам не понял, как его голос поменял тональность.

 

От милашки-обаяшки не осталось и тени. На миг он сам возненавидел себя, поняв насколько сильно сейчас похож на брата, а если быть до конца честным и на отца, да и момент, чтобы нагрубить матери был выбран не лучший, но, но накипело. Его вечно муштруют и ставят Адама в пример, но примеру можно все, а вы, извините, подвиньтесь. Он был готов двинуться настолько, что откреститься от родства с Софией. Жестоко – наверное. Оправдано – вполне. От Грегори он уже давно ничего и не ждал. Адаму же можно приводить домой пса с помойки, но что касается Лиама, то сразу же проблема! Да, его жена их круга, да, она другого социального статуса, но Лиам на роль приемника империи не претендовал, а Эванс, на минуточку, не пес с помойки!

– Сынок… – София попыталась сгладить нараставший конфликт, но этого не понадобилось. Лиам сам отвернулся от нее и переключил свое внимание на Ника.

– И где мой паровозик? – позвал он ребенка, полностью игнорируя присутствие матери.

– Вови! – с визгом запищал ребенок, тыча ложкой отцу в лицо.

София еще что-то лепетала над ухом, уговаривала, рассказывала. С острой темы быстро перешла на рассказ о состоянии Лиама, об операции, лечении и последствиях. «Вспомнила в кое-то веки», – только и фыркнул Лиам. «Плевать», – замкнулся он на сыне, и, собрав ложкой оставшуюся кашу с тарелки, передал ложку ребенку, чтобы он отправил последний состав с сырьем на переработку. Когда экзекуция кормлением закончилась, Ли обнял сына и поцеловал в щеку под щебет матери, что все хорошо, что хорошо заканчивается. София подразумевала исключительно кашу, а Лиам совершенно иначе истолковал ее слова. «Вот здесь вы правы, мэм», – отчего-то язык не поворачивался назвать ее матерью, особенно сегодня, особенно сейчас. «Мэм» и спасибо, что произвели на свет, хотя и в этом радости для нее было больше, чем для самого Лиама. Он ее об этом не просил, а мог бы и просить бы не стал, если бы не узнал какое счастье е быть отцом, пусть и не самым лучшим. У всех свои недостатки, и недостаток Лиама стал очередной причиной для его семьи предъявлять к нему повышенные и необоснованные требования.