– Да похер, – отмахнулся он от своих предпочтений, как от незначительной помехи, и снова требовал ответа на поцелуй в ауре из ацетоновых паров, разъедавших миелиновые клетки в мозгу.

– И дебил, – теперь уже точно в этом убедившись, довершила Эванс аргументацию доводов позиции «против».

Не отстраняясь от него, она позволяла пересохшим губам прикасаться к ее, таким же сухим и неподвижным. Впервые за долгое время она почувствовала, чего не чувствовала уже очень давно. Жалость. Гнетущая, саднящая, неуемная жалость к напуганному и одинокому мальчишке, запертому в теле взрослого мужчины, который боится остаться один, но при этом делает для этого все возможное. «Перебесится», – подумала Эванс, опять подсознательно ища для него оправдание. Через пару часов инфантильный придурок отойдет от опьянения и сделает вид, что ничего из этого не происходило. Давать ему отпор сейчас только подстегнуло бы его, и Лиам тут же бросился бы самоутрверждаться, доказывая, что он способен на взрослые и взвешенные решения. Проще было подождать, пока желание поиграть в моногамного натурала перегорит, и Лиам сам откажется от этой безумной идеи.

– Интеллект передается по матери, – оспорил он и теперь вообще не понимал ее претензий относительно его умственных способностей. – Да и Никки одному скучно, – Ларссон легко перехватил ее за талию и затащил к себе на колени без какого-либо труда для себя. – Ми, подумай, насколько все было бы проще, мы можем быть настоящей семьей, – от серьезности, с которой он это произнес, у Эванс голова потяжелела.

– Нет, – коротко и резко ответила она, сбрасывая с плеч груз «того парня», который Лиам старательно пытался на нее повесить и утопить тем самым их обоих в своих проблемах.

– У Никки могут быть родители, которые всегда рядом с ним, – звучало заманчиво, если бы автором этой «семейной» постановки не был змей-искуситель, набрасывающий сети из сладостных речей, не стоящих и протухшего яйца.

– Нет, – уже не ему, а себе ответила она, не поддаваясь на лживые уговоры инфантильного придурка, который неожиданно решил поиграть в семью.

Да и что тут такого? Семья же не настоящая, а понарошку. Это игра в куклы: можно взять Эванс и Ника, посадить рядом, а когда надоест – задвинуть в дальний ящик шкафа, или, вообще, спрятать на чердак с глаз долой. Какое Лиаму дело до их чувств, до их переживаний, до них в принципе? Они же тоже ненастоящие, тоже понарошку: «семья», в которой есть сын, «мама» и «папа», а количество переменных в ней явно перевешивает количество констант.

– Обещаю, у нас будет настоящая семья, Ми, – шипел ей на ухо зеленоглазый полоз. – Как у нормальных людей, ты, я и Ник, – нашептывал он ей, запуская руку в волосы и прижимая голову девушки к своей. – Черт с ним! Хочешь, и друга твоего возьмем! – собирая по своей шведской инструкции подобие ячейки общества, Ларссон был готов пойти на крайние меры и среди них, если нужно, был готов и подвинуться.