Вскоре Зак опускает телефон и проводит пальцами по моим волосам. Я могу так заснуть, с головой на его груди. Но, думаю, нам надо поговорить.

– Я волнуюсь из-за всей шумихи с каминг-аутом, – наконец говорю я. – Что, если они не разрешат нам рассказать все людям после концерта в России?

Его рука замирает в моих волосах.

– Они сказали, что разрешат.

– Знаю. Но что, если нет?

Зак отстраняется от меня. Он оставляет призрак своего прикосновения на моей коже. Жаль, что я не промолчал и не позволил ему и дальше обнимать меня часами.

– Ну, – говорит он, – я не знаю, что мы можем сделать, если они запретят.

Я грызу ноготь большого пальца.

– Не самый утешительный ответ.

Зак улыбается мягко и нежно.

– Выслушай меня, хорошо? Ну и что, если они никогда не разрешат нам признаться?

Он серьезно только что сказал мне это, не так ли?

– Что ты имеешь в виду под «ну и что»? – осторожно спрашиваю я.

– Допустим, они не разрешат. Это не значит, что мы потеряем друг друга. Я буду с тобой, несмотря ни на что. Будет знать мир или нет.

Я пытаюсь переварить его слова. Откуда это все?

– Дело не в этом. Дело в контроле.

– Мы и раньше скрывались.

– Но это о том, кто мы есть, – отрезаю я. – Это принципиально.

– Не думал, что ты так расстроишься из-за принципов, Рубен. Вот что действительно беспокоит тебя?

Что ж. Я не думаю, что мне нужна причина, чтобы злиться из-за того, что меня заставляют скрывать свою сексуальность от мира на неопределенный срок. Но я сдаюсь.