В сознание раскатом грома врывается болезненное понимание, что Горский непросто не остановил, он сам настоял на её отъезде.

Пытаюсь встать, оттолкнуть от себя чёртовых предателей,  но эти два бугая держат меня, не жалея сил. Их двое — я один. Силы не равны, но попыток вырваться не оставляю.

— Суки! Она же там одна! Совсем!  Я обещал ей, что всё будет хорошо!

— Так всё и будет, Лер! — шипит Горский, навалившись всем своим весом. —  Там мои люди. Камеры повсюду. Кшинский тоже знает, что делать! Поверь, он не даст свою дочь в обиду. Они просто поговорят!

Но я не верю. Не слышу. Ничего не хочу знать! Только обнять её, забрать из отцовского дома  как можно скорее и спрятать ото всех! Но сил вырваться не хватает! Мои самые близкие люди вонзили нож в спину! Ору, оглушая обоих, выкладываюсь на полную, не теряя надежды выбраться из плена, но всё тщетно: я безнадёжно прижат к кожаной  поверхности кресла.

— Рина никого не убивала, никого пальцем не тронула! Хочет Кшинский очистить совесть перед Макеевым, так пусть делает это с ним наедине!

— Да пойми ты, Амиров! Макееву, чтобы заговорить, нужен пинок, толчок, раздражитель! Месть не имеет смысла, если о ней никто не узнает! Арина просто станет тем самым зрителем, не больше! Понимаешь?

— Я понимаю, что вы чёртовы ублюдки, которые своими руками отправили девчонку за новой порцией ада! Разве ей мало?

— С ней всё будет хорошо! — по слогам пытается донести Горский, но я больше никому не верю!

Делаю вид, что сдаюсь, обессиленно  оседая в кресле.