— Кроме одной? — переспрашиваю, но в ответ тишина: Горский и Миронов надеются, что я догадаюсь сам. — Смерть первой жены Кшинского?

— Бинго! — Гена улыбается и, качнув головой, встаёт следом за Колей. — А помнишь, почему Кшинский внезапно прекратил расследование?

— Интерес угас, — шумно выдыхаю. — А точнее, сменился. Снежана. Она как раз только появилась в его жизни. Петя её повсюду за собой таскал.

—  Очередное совпадение? — Миронов подходит ближе.

— Может и нет, но как это поможет доказать причастность Макеева к аварии.

— Никак! — обрубает Коля. — Подтверждения мы можем искать годами, да так и не найти. Дело старое, позабытое. Но что нам мешает заставить Макеева признаться самому?

— Вспомним былые годы? Только придётся подождать, когда Павлушу выпишут из больнички.

— Нет, Амиров, как ты знаешь, я теперь действую в рамках закона, — веселится Горский, а я не понимаю, как можно заставить человека сознаться в подобном по доброй воле. — Кстати, Макеев ещё утром покинул стены больницы в весьма бодром состоянии.

Перевожу взгляд с одного на другого, но яснее картина не становится, да и от новости, что Павлуша на свободе, по телу проносится мелкая дрожь.

— Снежана на протяжении многих лет планомерно разоряла своего мужа, то и дело подсовывая ему на подпись левые договоры, — вступает в беседу Гена.—  Благодаря её стараниям, Кшинский практически банкрот.