– Сначала все эти фермеры и Хлебные законы, – произнесла ее величество, кинув язвительный взгляд на его последний отчет, – теперь вы настаиваете на том, чтобы Биконсфилд как можно чаще выступал на публике – в ратушах! Не удивлюсь, если дальше вы посчитаете необходимым предоставить избирательное право рабочим.

– Такого предложения вы не найдете в моей концепции, ваше величество.

– Впрямую нет, – сказала она язвительно, – но, полагаю, все к тому идет. Подумать только! Выступать в ратушах! К тому же Биконсфилд с его телосложением никак не сможет придерживаться предложенного вами чудовищного расписания.

– Значит, я пребывал в заблуждении, – ответил Себастьян, – полагая, что если он баллотируется на пост премьер-министра, то вполне способен общаться со своими избирателями.

Как только эти слова вылетели у него изо рта, Монтгомери понял, что они прозвучали чересчур саркастически. Он поражался сам себе. Самообладание покинуло его, да еще на важном стратегическом совещании с королевой. Ее величество казалась не менее удивленной. Ее глаза сначала расширились, а потом сузились, превратившись в холодные щелки.

– Учитывая, сколь много поставлено на карту для страны и для вас лично, я думала, что вы, как никто, заинтересованы в победе на этих выборах, – произнесла она.

Монтгомери медленно выдохнул.

– Я заинтересован. То, что я предлагаю, – лучшая стратегия для победы.

– Ваша стратегия вполне может обеспечить победу в выборах, – согласилась королева, – но это не будет победой партии.

– Не понимаю, ваше величество.

– В победе тори мало пользы, если де-факто партия перестанет быть партией тори.

Он никогда не понимал желания идти к победе окольными путями.

Королева встала, Монтгомери тоже поднялся, и она принялась расхаживать перед ним с сердитым видом.

– Я считала вас человеком с твердыми принципами. Теперь же вижу, что результат вы ставите выше принципов. О нет, мы не потерпим оппортуниста в своих рядах.

Себастьян сжал кулаки за спиной.

– И все же ни одно из моих предложений не идет вразрез с моими принципами.

Королева замерла. Она медленно повернулась к нему, что привело бы в ужас менее сильного человека.

– Значит, все хуже, чем мы думали, – холодно сказала она. – Так вы, оказывается, либерал, Монтгомери.

С таким же успехом она могла назвать его предателем. Они смотрели друг на друга с разных концов зала, настороженно пытаясь угадать, как поведет себя противник.

Когда королева заговорила снова, ее тон был ровным.