— Слушай, ты… просто… нет слов, — не нашёлся, как обозвать меня Шерхан, опустившись передо мной на колени.

Он расстегнул эту ненавистную обувь, высвободив мои измученные конечности, а вместо них предложил два огромных тапка один в форме очаровательного щенка, другой форме не менее очаровательного котёнка. Смотрелись они прилично, но не с данным моим видом, да и не в паре. Хотя это не самое страшное. Оказалось, что при хождении, тапок-щенок тявкал, а тапок-котёнок мяукал, вместе они создавали идиллическую какофонию: «Гав! Мяу! Гав! Мяу!»

Артём лишь тихо хихикал, то и дело прыскал в кулак, а в перерывах между этим учил меня жизненно-необходимым моему новому образу словам:

— Скажи «мрак» — я изумлённо уставилась на него, а он не признавал своей фанатичности, вдохновенно продолжая меня учить, видимо, принимал меня за попугая: — Точно, «мрак» ты знаешь. Скажи: «но-но!»

— Скажу: «Ты псих!»

— Почему?

— Скажи «мрак», скажи «но-но!» — передразнила я его. — Ты совсем «того»? Решил навек распрощаться со своим… — я многозначительно уставилась ему в лоб, совершенно точно зная, что где-то там должен находиться мозг.

— Ничего я не «того», — нахально перебил Артём. — Ты спасения хочешь? Супермен в лице меня гарантирует тебе это.

В его сверх способности верилось мало, то есть не верилось вообще. Хотя, если рассуждать логически, то они у него всё же были. Например, влипать в неприятности, калечить моё тело, издеваться надо мной, то есть сплошняком минусовые способности. Даже если бы он обладал какой-нибудь типичной сверхспособностью, типа человек-огонь, от него и то была б польза. Но опасаюсь, что с такой способностью он сжёг бы меня дотла, превратив в пепел, и развеял над планетой в слоях атмосферы. О его спасительных способностях не приходилось и мечтать.

— Окей, выкладывай план.

Предложение далось мне с трудом. Это мне — ярой пацифистке без криминального прошлого! В душе мне хотелось ругаться, орать, кричать, обвинять, обзываться. И это далеко не полный список. Мы уже, будто сотню лет сидели в этой комнате, а ему лишь бы развлекаться. Я была непривычно зла. Артём об этом даже не догадывался, хотя кому, как не ему, быть в курсе своего воздействия на робких впечатлительных барышень с куриными мозгами и напрочь отсутствующей в них женственностью. Но он решил соблаговолить и снизойти до ответа:

— На этой фотографии, — он ткнул мне под нос небезызвестное изображение в строгой деревянной рамке, — ты имеешь честь наблюдать Арину Родионовну, няню…

— Пушкина! — блеснула я интеллектом.

Шерхан и ухом не повёл, и глазом не моргнул, а тем же учительским тоном продолжил: