Она держала микрофон и пела слова, изначально обращённые к ней, его откровения, но скорее всего даже не знала об этом. Голос её не дрожал, звучал как ангельская музыка. В этом пропитанном дыме помещении он прорывался сквозь его клубы лучом света.
Со мною рядом быть готов. Земной мой рай и ад. Безумный…
Но она его не видела, Шер слишком хорошо сливался с толпой себе подобных. И дело не в стиле одежды или приверженности к музыкальному направлению, которое накладывало свой отпечаток, он был с ними на инстинктивном уровне: эти парни ругались матом, вели далёкий от порядочного образ жизни, развлекались с дамами, и даже дамами-то их никогда не называли. В их словаре для определения особо женского пола были такие словечки, как «тёлки», «бабы».
Пронзённый этим сравнением, он устыдился. Это чувство окатило парня неожиданно, и теперь он боялся, что малышка его увидит. Увидит и посмотрит на него как на ничтожество, которое не может отстоять свои чувства, который выбирает любовь в последнем приоритете, ставя кровь на первый.
Так и не дослушав исполнение своей песни, Шер развернулся, ища выход.
Фил побежал за ним, хихикая:
— Ты что, запал на неё? Я видел, как ты слюни пускал, лужа набежала. Если что, я первый её увидал.
— Первый? — вдруг разъярился Шерхан. — Так пойди и заяви свои права. Сделай что-то, — он цедил слова, словно выплёвывая их ядовитыми порциями. — Что ты мне в уши зудишь о том, что ты первый. Первый — и что?
— Да нужна была она мне, — примирительно стал отнекиваться от певицы Фил, испугавшись его потемневших глаз и набухших кулаков. — У меня вообще невеста есть. Не такая красавица, но вполне себе. Хваткая.
— И что ты тут забыл тогда?
— Ну, у нас всё сложно, — он скорчил недовольную мину.
— Поверь, сложнее, чем у меня, быть не может.
— О, расскажешь? — тут же воодушевился актёр.
— О, — скопировал его тон Артём, и отрезал: — нет.