– Ты уже в курсе, кто я, а вот я не знаю о тебе ничего. У тебя ведь есть имя? – спросила я.
– Можешь звать меня Себастьян. – В его глазах что-то мелькнуло, прежде чем он добавил: – Перес.
Я похолодела и инстинктивно вырвала руку. Только теперь я заметила, что он говорит с колумбийским акцентом.
Он фыркнул, как будто моя реакция оказалась одновременно забавной и раздражающей.
– Третий раз такое. Начинаю задумываться, переспит ли со мной хоть кто-то в Нью-Йорке.
Я заколебалась, услышав, что с какой непринужденностью он это сказал. Но, наблюдая, как он спрятал руки в карманы и окинул помещение цепким взглядом, я поняла, что Себастьян мог быть еще манипулятивнее брата. Хотя меня гораздо сильнее интересовало, насколько он
Кстати, являлись ли правдой слухи о том, что у Оскара была дурная репутация среди женщин? Он не страдал от недостатка внимания со стороны девушек, но только в нашем кругу, – а если у него имелись какие-то… наклонности, то не стал бы демонстрировать их
– А ты ему нравилась, – повторил он. –
Во рту появился неприятный привкус. Быть желанной женщиной Оскара Переса ощущалось как контакт с человеком, зараженным венерическим заболеванием.
– Как… – я сдержала гримасу, – мило.
Себастьян хмыкнул, наслаждаясь неловкой атмосферой, которую сам же и создал.
– Он сонеты о тебе сочинял. Хочешь услышать?
– Я… нет, не думаю.
– И правильно. Некоторые из них… – Он выразительно помолчал и нахмурился. – Неприличные.
– Ты больше не второй сын, – вырвалось у меня.
Что-то мстительное сверкнуло в его глазах.
– Да.