– Я почти счастлива.

– Хотите пить? У вас пересохли губы.

Она поднесла ко рту больной стакан с освежающим питьем.

– Вы что-нибудь ели сегодня, Каролина?

– Не хочется.

– Ничего, скоро к вам обязательно вернется аппетит, я молю Бога.

Укладывая Каролину обратно на подушки, миссис Прайер обняла ее и прижала к груди.

– Я бы предпочла вообще не выздоравливать, лишь бы только быть с вами! – воскликнула Каролина.

Мисс Прайер не улыбнулась при этих словах. По ее лицу пробежала тень, и несколько минут она молчала.

– Вы больше привыкли к Фанни, – наконец промолвила она. – Наверное, мои заботы кажутся вам странными и назойливыми?

– Нет! Вы ласковая и внимательная! Вероятно, привыкли ухаживать за больными. Двигаетесь почти неслышно, голос у вас спокойный, а руки нежные!

– Просто я внимательна к мелочам. Меня можно упрекнуть в неловкости, но только не в небрежности.

И правда, она трепетно относилась к своим обязанностям. С того часа присутствие Фанни и Элизы стало лишним в комнате больной, миссис Прайер взяла все в свои руки. Она окружила Каролину заботой и не отходила от нее ни днем, ни ночью. Вначале Каролина пыталась протестовать, но довольно слабо и вскоре уступила. Одиночество и печаль были изгнаны, и вместо них у постели больной воцарились забота и сочувствие.

Между Каролиной и ее сиделкой возникло поистине удивительное согласие. Обычно Каролина чувствовала себя неловко, когда ей уделяли слишком много внимания, да и миссис Прайер особо не преуспела в искусстве оказания мелких услуг, но теперь все происходило так легко и непринужденно, словно больная наслаждалась заботой сиделки, а для той не было ничего приятнее, чем присматривать за своей подопечной. Миссис Прайер не выказывала ни малейшей усталости, и Каролина ни о чем не тревожилась. Впрочем, обязанности миссис Прайер были не так уж и тяжелы, хотя наемная сиделка нашла бы их утомительными.

Странно, но даже столь заботливый уход не помог больной выздороветь. Каролина таяла, точно снег под жарким солнцем, увядала, как цветок в засуху. Шерли, которую редко посещали мысли об опасности или смерти, сначала вообще не беспокоилась за подругу, однако видя при каждом посещении, как та меняется и чахнет, встревожилась. Она отправилась к мистеру Хелстоуну и, проявив недюжинную настойчивость, заставила почтенного джентльмена признать, что у его племянницы не просто мигрень. Поэтому, когда к нему подошла миссис Прайер и тихо попросила послать за доктором, он ответил, что она вольна вызвать хоть двух, если уж ей так приспичило.

Приехал лишь один, зато этот врач повел себя как оракул: произнес запутанную речь, смысл которой должен был проясниться лишь со временем, выписал несколько рецептов, раздал указания – и все это с самым важным видом! – положил в карман причитающуюся плату и уехал. Наверное, он хорошо понимал, что ничем не может помочь, однако не желал в этом признаваться.