А что это за пресловутое электричество, от изменений в котором мы заболеваем или выздоравливаем, чахнем, если его слишком мало или слишком много, и оживаем, когда его токи находятся в равновесии? Что это носится над нами в воздухе и играет на наших нервах как на струнах, пробуждая в душе то сладостную радость, то печаль, а порой радостный восторг, который сразу сменяет тоска?

Где же, где этот иной мир? Что представляет собой другая жизнь? Почему я это спрашиваю? Разве у меня нет причин думать, что уже близок тот час, когда предо мной разорвется завеса и я покину мир живых? Неужели я не понимаю, что Великая Тайна откроется мне слишком скоро? Дух великий, в чью благость я верю, Отче святый, к кому я денно и нощно обращала мольбы с самого детства, прошу тебя, помоги слабому созданию своему! Проведи меня через неизбежное испытание, которого я так страшусь. Ниспошли мне силы! Дай терпения! Даруй мне, даруй мне веру!»

Каролина откинулась на подушку. Миссис Прайер украдкой выскользнула из комнаты и вскоре вновь вошла, сделав вид, будто не слышала ни слова из этого странного монолога.

На следующий день мисс Хелстоун навестили несколько человек: разнесся слух, что ей стало хуже. Пришел мистер Холл со своей сестрой Маргарет. Посидев у ложа больной, они покинули ее в слезах: им и в голову не приходило, что ей так худо. Явилась Гортензия Мур, и в ее присутствии Каролина сразу оживилась. Улыбаясь, она тихо, но весело утверждала, что в ее болезни нет ничего опасного. От волнения щеки Карлины порозовели, и она выглядела намного лучше.

– Как дела у мистера Роберта? – поинтересовалась миссис Прайер, когда Гортензия уже собиралась уходить.

– Перед отъездом он пребывал в добром здравии.

– Перед отъездом? Разве он уехал?

Последовало объяснение, что у полиции появились какие-то новые сведения о бунтовщиках, которых разыскивал Роберт, и потому сегодня утром он уехал в Бирмингем, где пробудет недели две.

– Ему известно, что мисс Хелстоун тяжело больна?

– Нет! Он, как и я, думал, что она лишь простудилась.

После ухода Гортензии миссис Прайер около часа не решалась подойти к постели Каролины: слышала, как та плачет, и не могла смотреть на ее слезы.

Вечером она принесла Каролине чаю. Девушка открыла глаза после недолгого сна и окинула свою сиделку отстраненным взглядом.

– Этим летним утром пахло жимолостью, – произнесла она. – Я почувствовала запах, когда стояла у окна конторы.

Такие странные слова, что срываются с бледных губ, пронзают любящее сердце подобно стальному клинку. Возможно, в книгах они звучат романтично, но в жизни причиняют боль.