Никто из соседей даже не предполагал, насколько серьезна болезнь. В доме Муров думали, будто Каролина простудилась: она сама так написала в письме, адресованном Гортензии. Та же ограничилась тем, что прислала больной сочувственную записку, приложив к ней две банки смородинного варенья и рецепт полоскания.

Миссис Йорк тоже сообщили о визите врача, но она лишь язвительно прошлась по страдающим от ипохондрии богатым бездельникам, заметив, что те думают только о себе, оттого и посылают за доктором всякий раз, как поцарапают пальчик.

Тем временем «богатая бездельница», то есть Каролина, впала в состояние полнейшего равнодушия и стала терять силы с такой быстротой, что все были крайне озадачены, – все, кроме миссис Прайер. Она одна понимала, что физические силы быстро иссякают, когда изранена душа.

У больных часто возникают причуды, непонятные здоровым людям; у Каролины тоже была такая причуда, которую вначале никто, даже преданная сиделка, не мог объяснить. В определенный день недели и определенный час больная, как бы плохо себя ни чувствовала, просила поднять ее, одеть и усадить в кресло у окна. Там она оставалась до полудня, и никакие уговоры не могли заставить ее покинуть свой пост до тех пор, пока церковный колокол не отбивал положенные двенадцать ударов. Заслышав их, Каролина успокаивалась и покорно позволяла уложить себя в постель. Она зарывалась лицом в подушку и с головой укутывалась в одеяло, словно пряталась от света и всего мира, который безмерно тяготил ее. Не раз в такие минуты постель больной содрогалась от сдержанных рыданий, а в тишине слышались приглушенные всхлипывания. Все это не могло укрыться от внимательного взора миссис Прайер.

Однажды во вторник утром Каролина, как обычно, попросила разрешения встать и уселась в глубокое мягкое кресло. Прильнув к окну, она стала терпеливо всматриваться в даль. Миссис Прайер сидела чуть поодаль и делала вид, будто вяжет, хотя внимательно наблюдала за своей подопечной. Внезапно мертвенно-бледное лицо Каролины оживилось, потускневшие глаза заблестели, как прежде, и она привстала, жадно всматриваясь в окно. Миссис Прайер осторожно приблизилась к креслу и выглянула из-за плеча Каролины. За окном виднелись кладбище и дорога, по которой галопом скакал всадник. Расстояние было не слишком велико, и дальнозоркая миссис Прайер легко узнала Роберта Мура. Едва он скрылся за холмом, часы пробили двенадцать.

– Можно я снова лягу? – спросила Каролина.

Миссис Прайер довела ее до кровати. Уложив девушку в постель, она задернула полог и встала рядом, прислушиваясь. Легкое ложе сотрясалось, и до миссис Прайер донеслись сдавленные рыдания. Ее лицо исказилось от боли: она заломила руки, и с губ сорвался тихий стон. Теперь она вспомнила: вторник был базарным днем в Уиннбери. В этот день мистер Мур обычно проезжал мимо дома священника незадолго до полудня.