– Милая, вы меня не узнаете? – спросила миссис Прайер.

– Я звала Роберта завтракать. Мы находились с ним в саду, и он велел мне уйти… Обильная роса освежила цветы… Персики зреют…

– Дорогая моя! Милая!

– Я думала, день уже в разгаре – солнце давно взошло… Как темно! Разве луна уже скрылась?

Полная луна, которая лишь недавно взошла в безоблачном небе, глядела в окно, заливая комнату мягким голубым светом.

– Значит, сейчас не утро? Разве я не в доме Муров? Кто здесь? Я вижу тень у своей постели!

– Это я – ваш друг, ваша сиделка, ваша… Положите голову на мое плечо, придите в себя! Господи, сжалься над нами! Даруй ей жизнь, а мне – силы! Дай мне мужества, подскажи нужные слова!

Несколько минут они молчали. Больная покорно и безмолвно лежала в объятиях сиделки, которая поддерживала ее дрожащими руками.

– Мне уже лучше, – наконец прошептала Каролина. – Я знаю, где нахожусь. А со мною рядом миссис Прайер. Я задремала, а когда проснулась, что-то говорила… Больные люди часто бредят. Как сильно бьется ваше сердце! Не бойтесь…

– Я не боюсь, дитя мое, просто немного взволнована; сейчас все пройдет. Я принесла вам чаю, Кэрри. Ваш дядя сам его заварил. Вы же знаете: он говорит, что ни одна хозяйка не приготовит чай лучше него. Попробуйте! Дядя встревожен, что вы почти ничего не едите. Порадуйте его, скушайте хоть что-нибудь!

– У меня во рту пересохло, дайте мне попить.

Каролина с жадностью выпила чай.

– Который час? – спросила она.

– Начало десятого.

– Всего-то? Ох, меня ждет долгая ночь! Но чай меня подкрепил. Я хочу сесть.

Миссис Прайер приподняла ее и устроила на взбитых подушках.

– Слава богу, я не все время такая жалкая и беспомощная. Днем, после ухода Гортензии, я почувствовала себя плохо; надеюсь, теперь мне станет легче. Ночь, должно быть, ясная, да? Луна так ярко светит…

– Да, ясная. Чудесная летняя ночь. Старая колокольня сияет словно серебряная.

– А на кладбище все так же тихо и мирно?

– Да, и в саду тоже. На листьях блестит роса.