И снова миссис Прайер запела, вернее – попыталась запеть. Не успела она добраться до конца первого куплета, как ее голос дрогнул, переполненное горем сердце не выдержало, и женщина расплакалась.

– Это грустная мелодия довела вас до слез, – сочувственно промолвила Каролина. – Идите ко мне, я вас успокою.

Миссис Прайер приблизилась, села на краешек постели и позволила больной обнять себя исхудалыми руками.

– Вы часто меня утешали, позвольте теперь мне вас утешить, – прошептала Каролина, целуя миссис Прайер в щеку, и добавила: – Надеюсь, вы плачете не из-за меня?

Ответа не последовало.

– Думаете, мне уже не станет лучше? Я не чувствую, что очень больна, просто ослабла.

– Но ваш разум, Каролина, сокрушен! Ваш дух сломлен, а сердце почти разбито. Вы столько страдали, столько вынесли унижений и отчаяния! Вас отвергли!

– Мне кажется, горе было и есть мой самый тяжкий недуг. Порой я думаю, появись у меня хоть немного радости, я сразу бы выздоровела.

– Вам хочется жить?

– У меня нет цели в жизни.

– Вы любите меня, Каролина?

– Очень, преданно и верно, даже выразить не могу, как сильно. Я чувствую, будто наши сердца слились воедино.

– Я сейчас вернусь, – сказала миссис Прайер, укладывая Каролину поудобнее.

Оставив больную, она скользнула к двери, осторожно повернула ключ в замке и, убедившись, что дверь заперта, подошла обратно к постели. Наклонившись над ней, миссис Прайер раздвинула полог, чтобы он не мешал лунному свету, и внимательно посмотрела на Каролину.

– В таком случае, если вы меня действительно любите, если чувствуете, говоря вашими же словами, что наши сердца слились воедино, то мои слова не огорчат вас и не причинят вам боли. Знайте же: мое сердце подарило жизнь вашему, в ваших жилах течет моя кровь, а вы – моя дочь, мое родное дитя!

– Миссис Прайер…

– Дитя мое!

– Неужели… вы хотите удочерить меня?

– Это значит, что, хоть я не дала тебе ничего иного, зато подарила жизнь, выносила тебя и выкормила, я – твоя настоящая мать. Ни одна женщина не отнимет у меня право называться твоей матерью!

– Но разве моя мать не миссис Джеймс Хелстоун, жена моего отца, которую я даже не помню?