Поначалу она посмеивалась и беззлобно подшучивала над неказистой внешностью сэра Филиппа. Он походил на мальчишку – невысокий, тщедушный, с невыразительным лицом и рыжеватыми волосами. Впрочем, вскоре она оставила свои насмешки и даже сердилась, если кто-нибудь нелестно отзывался о его виде. Шерли утверждала, что у сэра Филиппа «весьма приятная наружность» и «его душа намного ценнее, чем римский профиль кудри библейского Авессалома или стать Саула». Правда, она еще поддразнивала его за увлечение поэзией, но подобные шутки позволяла только себе и больше никому.

В общем, положение дел достигло той точки, когда, похоже, полностью оправдывалось мнение мистера Йорка, высказанное однажды Луи Муру:

– Ваш брат Роберт либо дурак, либо просто сумасшедший. Пару месяцев назад я бы побился об заклад, что у него на руках все козыри, а он вдруг начинает колесить по округе, а потом застревает в Лондоне на столько дней! Вот вернется и увидит, что все пропало, игра закончена. Вы же знаете, Луи, «В делах людей прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха; но если вдруг упустишь миг, вовек он не вернется»[101]. Я бы на вашем месте написал Роберту и напомнил ему об этом.

– У Роберта имелись виды на мисс Килдар? – спросил Луи, словно эта мысль впервые пришла ему в голову.

– Я сам подсказал ему эти виды, и он вполне мог бы их осуществить, потому что Шерли он по душе.

– Как сосед?

– Не только. Я видел, как она меняется в лице и краснеет, стоит только упомянуть его имя. Говорю вам: напишите Роберту и велите скорее возвращаться. Как ни крути, он-то получше этого баронетика!

– А не считаете ли вы, мистер Йорк, что домогаться руки богатой женщины слишком самонадеянно и недостойно для почти нищего выскочки?

– Ох, простите! Если у вас такие высокие понятия и чрезмерно утонченные чувства, то я замолкаю! Сам я человек простой, практичный, а если Роберту угодно отдать бесценный клад сопернику, какому-то жалкому аристократишке, мне-то какое дело? В его годы, на его месте и с его возможностями я бы вел себя по-другому. Никто – ни баронет, ни герцог, ни даже принц – не увел бы у меня любимую без боя! Но вы, гувернеры, всегда такие важные и серьезные, с вами советоваться все равно что со священниками.

Ни лесть, ни подобострастие не испортили Шерли – все лучшее, что было в ее характере, осталось при ней. Людская молва уже не связывала ее имя с именем Роберта Мура, и то, что Шерли, похоже, подзабыла отсутствующего, подтверждало это мнение. Впрочем, она не выбросила его из памяти и продолжала относиться к нему если не с любовью, то по крайней мере с интересом, – об этом свидетельствовало хотя бы усиленное внимание, которое Шерли оказала брату Роберта, гувернеру Луи, когда тот внезапно заболел.