– Тогда я лучше умру, но за другого замуж не выйду. Я умру, если он не станет моим!

В ответ мистер Симпсон выплюнул слова, которым не место на страницах этой книги.

Шерли побелела как смерть и вздрогнула всем телом, потеряв силы. Я уложил ее на софу, опасаясь, как бы любимая не лишилась чувств, но Шерли открыла глаза и божественно улыбнулась, уверяя, что с ней все хорошо. Я поцеловал ее – а что было затем, на протяжении следующих пяти минут, хоть убейте, не помню. Сквозь слезы и смех Шерли потом рассказывала, что я рассвирепел и обратился сущим дьяволом. Одним прыжком подскочил к дверям, а мистер Симпсон пулей вылетел из комнаты, я бросился вслед за ним, и тут закричала миссис Джилл…

Она все еще вопила, когда я пришел в себя, в другой части дома, в дубовой гостиной. Я нависал над мистером Симпсоном, вцепившись ему в шейный платок. Он выпучил глаза, потому что я, кажется, душил его. Экономка рядом заламывала руки и умоляла меня одуматься. Я наконец очнулся, успокоился, с обычным хладнокровием велел миссис Джилл послать в трактир за экипажем, а мистеру Симпсону сообщил, что ему надлежит немедленно покинуть Филдхед. Тот, хотя и трясся от страха, заупрямился. Тогда я распорядился позвать констебля.

– По своей воле или нет, но вы уедете!

Он угрожал подать жалобу, словно этим мог меня запугать, но я знал, что угрозы его не более чем пустой звук. Однажды я уже посмел перечить ему, хоть тогда наше противостояние обошлось меньшей кровью. Это происходило в ту ночь, когда в Симпсон-Гроув забрались грабители, а мистер Симпсон, вместо того чтобы дать им отпор, побежал трусливо звать на помощь соседей. Тогда дом с его обитателями пришлось защищать мне, осадив сначала хозяина.

Я насильно усадил его в экипаж, а мистер Симпсон в изумлении и гневе осыпал меня бранью. Наверное, он воспротивился бы, если бы знал как. Наконец он стал звать супругу и детей, требуя, чтобы они немедленно выехали вместе с ним. Я сказал, что они присоединятся, как только соберут вещи. В бессильной ярости он возмущался, но я знал, что он не осмелится подать на меня в суд. Даже свою супругу он мог изводить лишь по пустякам, в серьезных же вопросах все решала именно она. А благосклонность миссис Симпсон я давно заслужил своим отношением к Генри, когда во время болезней нянчился с мальчиком лучше любой сиделки, – ни одна мать этого не забудет. Пусть сегодня она с дочерями уезжала в немом гневе и смятении, однако ее уважения я не утратил. Она отвернулась и не глядела на меня, когда я подсаживал Генри в экипаж, даже когда на прощание бережно укутал ее шалью, но в глазах миссис Симпсон я заметил слезы. Пожалуй, наше холодное расставание приведет к тому, что она еще активнее станет выступать в мою защиту. И я этому рад – но радуюсь не за себя, а за свою судьбу, за мою богиню, мою Шерли».