Потихоньку Анна стала выкарабкиваться из бездны. Бледная, шатающаяся, с ввалившимися глазами, Нюта бродила по избе. Ребенок тело ее не покинул. Уцепился за мать так, что никакое зелье не в силах было оторвать его.

– Сестру муж любит богатую, а жену – здоровую, – вспоминали родители Нюты присказку, – а твой Василий холит и лелеет тебя, счастливицу.

Родилась дочь маленькой, нездоровой и крикливой. Сколь ни пыталась Анна отыскать в себе данную природой материнскую любовь к ребенку, приголубить девочку – ничего поделать не могла. Как ни взглянет на нее, так вспоминает обманщика, отца ее, дни болезни, оставшиеся в красном тумане.

Соседки злобились:

– Не выживет заморыш! Вон синюшная какая!

Молока у Анны не было. Без козы соседской не выкормила бы Василису. Держала дочку на печи в овчине. Дочка не умерла, но была чахлая, хлипкая с виду. С печи постоянно писк доносился. Анна с ног сбивалась, чтобы успеть и мужа накормить, и ребенка обиходить.

Много Анна с ней намучилась, да забрюхатела почти сразу вторым. Он родился сильным, крепким, на радость родителям.

Не зря они переехали на Пермскую землю, хорошо здесь сложилась их жизнь. Ни разу больше Анна ни словом, ни делом не обманула своего ненаглядного мужа. Рожала ему детей, вела хозяйство, помогала во всем, слушалась, как господина своего, и хранила тайну.

* * *

– Матушка, тяжело тебе пришлось… Вот что… Василиса-то!.. Страшно мне, – бормотала Аксинья, пронзенная жуткой мыслью. – Все в роду нашем безрассудно поступают… грешно…

– Все? Ты о чем, доченька? Хотела я тайну с собой похоронить и сейчас жалею, что рассказала.

– Это ведь ты? Дверь той ночью открыла… Когда к Григорию…

– Я. Сама не пойму, как решилась. Пожалела тебя, дочка.

В светелке скрипнули половицы под невесомыми шагами. Софья слышала каждое из слов, обнаживших прошлое свекрови. Она медленно прошла мимо родственниц. Софья уставилась на Анну так, будто хотела проткнуть ее взглядом. «Тихая, тихая… Мышка. А ишь как злобно смотрит-то. Крысой зубастой», – промелькнуло усталое в голове.

* * *

Зима выдалась ранней и морозной. Пичуги мерзли прямо на лету. Дров уходило много – благо запасливый Василий оставил семье полную поленницу. Бабы старались поменьше во двор выходить, чтоб избу не выстудить и самим не заморозиться.

В середине декабря Аксинья внезапно ожила. Драила полы, перестирывала все подряд ослабевшими руками.

– Что это с тобой, дочка?

– Надо избу готовить. Совсем мы ее, мамушка, запустили.

– К чему готовить-то? – Анна вздрогнула. Дочь ума лишилась.