— Завтра хочу ее у музыкалки подкараулить, чтобы поговорить. Сразу после пар поехать.

— Хорошо, — синий взгляд остановился на ее измученном лице. — Не переживай. Рано или поздно мы до нее достучимся.

Карина опустила длинные ресницы и принялась завтракать.

— И когда мы поедем на кладбище? — спросила она, сунув в рот очередную ложку с хлопьями.

— Если ты готова, то сразу, как поедим.

— А что там… на кладбище? — девушка спрашивала осторожно, потому что чувствовала деликатность темы, не хотела давить или проявлять излишнее любопытство.

— Много чего. Могилы, трупы, кресты. Кустарники. Памятники. Кошки.

Она закатила глаза.

— Ты понял, о чем я.

Зайкин улыбнулся сначала, но потом сплющил губы до линии.

— Там мой друг.

Карину почему-то это остановило от дальнейших вопросов. Она заметила зачатки слез. Лицо красноречиво описывало его боль. Парень оставил ложку в пиале и поднялся.

Собирались они размеренно и также не спеша ехали. Воскресенье пробивалось сквозь лобовое стекло тусклым солнцем и серым небом. На дорогах было спокойно. Казалось, все решили никуда не спешить. Даже пешеходы терпеливо ждали зеленого, а не ломились на красный.

Зайкин в этот раз был молчалив и угрюм. Брови всю дорогу хмурил, иногда поджимал губы. Карина поглядывала то в окно, на полусонные улицы города, то на него и долго не решалась задать вопрос, который мучил ее с фестиваля. Но раз он сегодня обещал рассказать ей всю историю с бывшей, решила, что будет готов ответить и на этот вопрос.

— Ты с ней переспал тогда? С Линой. За мяч для Варда.

Зашуганные карие глаза пробежались по его профилю и убежали к помпезному зданию на углу, который они быстро проехали. Зайкин скорчил рожу, будто сама мысль вызывала в нем отвращение.

— Нет, конечно.

Отлегло. Карина уткнулась лбом в стекло и задышала свободнее.

— А помада откуда?

— Ну, она приставать пыталась, — он повел плечами, сбрасывал мурашки. — За этот мяч я просто обещал с ней поговорить, то есть выслушать. Спокойно выслушать все, что она захочет сказать.