Все теперь смотрели на Губкина, будто спрашивали разрешения, можно ли шуметь, но он окинул студентов настороженным взглядом и опустил его на кафедру, словно в бумажки подглядывал, хотя всегда читал лекции из головы, а не по конспектам.
– Начинаем, – сказал он, прочистив горло. – Садись, Ермакова. Или вместо меня лекцию решила прочитать?
Раздалось сразу множество недовольных выдохов, но преподаватель их проигнорировал. Девушка вернулась на место, где ее встречало возмущенное лицо Настены. Но она одним фырканьем дала понять, что не хочет ничего обсуждать и тем более выслушивать. Подруга мотнула головой в ответ и поелозила на стуле, чуть-чуть отодвинувшись к внешнему краю, подальше от соседки.
Зайкин вернулся минут через двадцать, уже умытый с мокрыми волосами, фирменной улыбочкой и с двумя стаканчиками кофе. Все встретили его недоумевающими взглядами, даже Губкин смотрел на бодро шагающего парня, как на пришельца. С планеты безумных. Или безмозглых. Карина и сама на него так смотрела. Парень твердой походкой шел меж рядов. Вскоре перед ней на парте появился новый напиток.
– Чистый американо, – пояснил он серьезно, сняв крышку и посмотрев в ее раздутые от растерянности, удивления и стыда глаза, а потом нашел Гурьева и добавил. – Она не любит капучино.
В стаканчике еще бултыхался черный-черный кофе, свежий, горячий. Тонкие струйки пара доходили до ее подбородка и носа, заставляя мысли в голове копошиться шустрее. Все завертелось на космических скоростях. Девушка приподняла одну бровь и прикусила нижнюю губу.
– Извините, Юрий Петрович, – Зайкин уже подошел к кафедре и поставил второй стаканчик перед Губкиным.
Тот перевел изумленный взгляд с кофе на студента и обратно несколько раз, потом хлопнул глазами и кивнул.
– Ну, спасибо. Кхм-кхм. Садись.
Улыбчивый парень вернулся на место. Игнатьева таращилась на него, как никто другой. Она чуть ли не лопалась от возмущения. Глаза навыкате хорошо это демонстрировали. Но лекция прошла спокойно. Преподаватель вскоре увлек студентов интересным повествованием. И все как будто забыли о происшествии.
Однако, как только пара закончилась, и Губкин хлопнул дверью, студенты вскочили с мест в сторону Карины. Она всем телом почувствовала вибрацию от волны их негодования. Шквал осуждения накинулся следом.
– Ах ты сука, Ермакова! – кричала Игнатьева, двигаясь на нее как бульдозер.
– Рита, стой! – Зайкин схватил ее сзади, крепко обняв обеими руками.
Девушка вырывалась с силой. Остальные возмущенно восклицали, сгущая круг недовольных.
– Я этот стаканчик в ее бездонную дыру сейчас засуну! Да как она посмела, тварь бессердечная?!