Даже сейчас я жду, что она прошепчет это слово и выроет себе могилу.
Я могу бросить ее в озеро и наблюдать, пока она в панике захлебывается водой. Может быть, мне стоит это сделать, в конце концов, чтобы утолить эти хаотичные чувства.
Но что-то останавливает меня.
Как бы я ни хотел наказать ее, вычеркнуть имя этого ублюдка из ее лексикона, на самом деле я не хочу причинять ей боль.
В глубине души Сесилия стала частью меня. Я не могу быть причиной её боли.
По крайней мере, за границами секса.
Вздохнув, я подхватываю ее на руки и направляюсь в сторону дома.
Ее голова опускается на мое плечо, и она тихо стонет, звук посылает сигнал прямо к моему члену.
Мой зверь требует, чтобы я раздел ее догола, дал ей побегать, а потом трахнул ее. Неважно, что я трахаю ее каждую ночь и не один раз. Как только кончаю, я хочу еще.
Мне постоянно хочется быть внутри нее и никогда не выпускать ее из виду.
Днем я думаю о предстоящей ночи и о том, как она поддастся своим инстинктам и мне. Ночью я думаю о том, что нескольких часов недостаточно.
Нет никаких причин, почему бы мне не иметь ее в своем распоряжении каждую секунду каждой минуты каждого дня, как и где бы я ни захотел.
Мой зверь хочет запереть её здесь, запереть двери и запретить ей выходить. Она может сопротивляться вначале, но у нее не будет выбора, когда я сотру все пути отхода.
Но это значит лишиться огня, который пылает в ней, борьбы и... жизнь.
Она так полна жизни, несмотря на некоторые эпизоды диссоциации, которые становятся все реже и реже.
Но они все еще случаются. Какая-то ее часть застряла в том гостиничном номере два года назад с тем ублюдком, который скоро потеряет все.
Я поручил кое-кому изучить его, его семью и чертовы скелеты в его шкафу. Как только у меня будет вся необходимая информация, его жизнь закончится.
Как только мы оказываемся внутри, я укладываю Сесилию на диван и накрываю ее легким одеялом. Затем сажусь на кресло напротив нее, опираясь локтем на подлокотник и держа подбородок на кулаке.