Ржевский открыл глаза. Сухие, потрескавшиеся губы разомкнулись.

— Наденька… — еле слышно прошептал он и приподнял руку.

Словно во сне, Чарушина сделала шаг, но затем остановилась. Они молча смотрели друг на друга, и только по прошествии этих нескольких долгих минут, она все же подошла ближе.

— Как ты? — спросила хрипло.

Рука Павла упала на простыню.

— Прости, глупый вопрос, — смутилась Надя. — Я… очень переживала.

— Я тоже.

— Ты ничего не знал о том, что со мной было.

— Я чувствовал тебя и мысленно обращался к тебе…

Надя выдохнула и сокрушенно покачала головой:

— Вы как сговорились!

Ржевский нахмурился. От его непонимающего взгляда ей стало не по себе. Присев на край кровати, Надя дотронулась до его колена:

— Это трудный разговор и для тебя, и для меня. Но мы справимся.

— Ты какая-то другая, Наденька…

Конечно другая, подумала Чарушина. Сейчас, когда Ржевский был так близко, когда его глаза молили о долгожданном объятии, она все еще пыталась понять, что с ней происходит. Грудь распирало от желания повалиться на него и впиться в родные губы, но мысль о том, что эти губы касались той, другой, до сих пор изводила ее.

— Ты еще очень слаб. Тебе нужно набраться сил, — сказала она как можно спокойнее.

— Мне нужна только ты.

Чарушина помолчала, а затем ответила:

— Я только что общалась с Залесским. Он сказал, чтобы я поговорила с тобой. Но… Прости, я не знаю, с чего начать. И не знаю, хочу ли я знать о том, что было между тобой и этой чертовой Лизой. Я видела вас в торговом центре и… — она сжала кулаки. — И подумала, что между нами все кончилось. Вернее, даже не начиналось.

Ресницы Ржевского затрепетали, синие глаза обрели свинцовый оттенок.