— Потому что я люблю тебя. И боюсь потерять.

— Ты думаешь, я бы не любила тебя без всего этого?

— Я… — Лицо Павла побледнело еще больше. — Мне хотелось быть для тебя всем.

— Любовь нельзя купить за деньги!

Павел помрачнел:

— Лиза назначила мне встречу в день моего отъезда. Сказала, что если я не приду, она приедет к тебе и расскажет обо всем. Что она моя любовница, что я шантажировал Тураева. Мне пришлось взять другой билет, чтобы встретиться с ней. Я постарался ее успокоить. Сказал, что мне нужно время подумать.

— Подумать о чем?

— Обо всем. Я готов был пойти к Тураеву, в полицию, куда-угодно, чтобы снять с себя этот груз. Но я не мог подвести тех, кто на меня работал, поэтому все-таки уехал. Но она достала меня и там. Я вернулся, едва доделав то, что планировал. Хотел поговорить с тобой, покаяться перед тем, как все это закрутится. Поехал на наше с ней место. Увидел машину и Лизу. Половикова я сначала не заметил. Но потом он выстрелил в меня, и мне пришлось прыгать в воду.

Надя обхватила себя руками.

— Думаю, он хотел подставить тебя, но не успел вовремя уйти. Подбросил визитку… И, наверное, выдохнул, когда посчитал тебя утонувшим. Но этого мы уже не узнаем. Однако, так вполне могло быть.

— Он едва не убил тебя, Надя! — по вискам Ржевского потекли слезы. — Это я во всем виноват! Если бы я вовремя понял, что она за человек! Чувствую себя дерьмом.

— Знаешь, могу тебе сказать только одно, Паша. Любовь к плохому человеку не делает тебя самого плохим. Но чтобы любить по-настоящему, надо доверять. А доверять можно только тогда, когда слышишь свой внутренний голос. Когда все кругом врут, уж он-то точно тебя не обманет.

— Ты правда стала другой, Надюша, — улыбнулся Ржевский. — Совсем другой…

— Наверное, я просто стала взрослой.

Дверь скрипнула, а затем медленно открылась. На пороге стоял Тураев с букетом белых роз.

— Надя?.. — сказал он и перевел взгляд на Ржевского. — А я вас ищу… Как узнал, сразу сюда. Пускать не хотели, но у меня здесь знакомые…

— Ну вот, нашли, — пожала она плечами. — Здравствуйте, Максим!

Горячая ладонь Павла легла на ее руку.

В коридоре раздался зычный крик:

— Чарушина! Чарушина!