— Сегодня просто день поцелуев! — отшутилась та.

Элизабет выглядела вполне веселой и беспечной, но мысли ее крутились вокруг интригующего страшного сна.

— Дядя Жан, скажи серьезно: вот что бы могло заставить тебя заплакать? — вдруг спросила она.

— Странный вопрос! — Жан Дюкен засмеялся.

— Пожалуйста, ответь!

— Понятия не имею! Ты и жениха своего так допрашиваешь?

— Нет, пока еще нет. Подумай хорошенько и ответь! Неужели так трудно?

— Наверное, уроню слезу-другую, если умрет отец, и то не наверняка. Мы уже лет пять не виделись. Я к этому готов, ведь твой дедушка Туан не вечен.

Жан еще какое-то время думал, потом поморщился и сказал недовольно:

— Ты заставляешь меня думать о неприятном, а мы так хорошо сидим! Люди обычно плачут, когда у них большое горе. Вот!

И, расстроенный, замолчал. Элизабет догадалась, что он представил, как вдруг лишается жены или сына. И пожалела его, а себя почувствовала виноватой.

— Твоя правда, дядя Жан. Забудем! Давайте лучше устроим пикник в Сентрал-парке в будущее воскресенье! Антонэн набегается от души, ему сегодня сняли гипс.

— Он уже совсем поправился? — спросила Бонни. — Я не успела тебе сказать, Жан: бедный малыш подхватил краснуху, с жаром и сыпью.

— И может заразить Уильяма? — моментально встревожился Жан.

— Нет, доктор Фостер говорит, Антонэн уже не заразный, — уточнила Элизабет. — Соглашайтесь! Посидим в тенечке, на берегу озера! Я приглашу еще Батиста с Леей.

Элизабет умоляла улыбкой, и противиться этой улыбке и нежному взгляду голубых глаз было невозможно.

— Пусть будет пикник! — решил Жан. — И, конечно, твой жених с детьми тоже будет.

— Конечно, — подтвердила Элизабет рассеянно.

Она посмотрела на кольцо, ужасаясь тому, что теперь Анри был ей настолько безразличен. Но чувство вины неожиданно сменилось радостью. Она услышала слова, пришедшие ниоткуда, из какого-то таинственного измерения, как если бы кто-то тихонько нашептал их ей на ухо:

«Так уж сложилось, и ты ничего не можешь изменить. Зачем лгать себе?»