Жюстен знал: правда на его стороне, и собирался драться до последнего. Когда вверху забрезжил свет, он сунул зажигалку в карман и стал подниматься быстрее. Кто-то открыл люк со стороны погреба. Мужчины говорили громко, сердито… Но голоса их были Жюстену незнакомы, в отличие от еще одного, женского!

— Скорее, скорее спускайтесь, бригадир! — говорила Алин. — Может, молодой хозяин еще жив!

Пару секунд Жюстен еще сомневался, что расслышал правильно, потом понял: кошмару конец! Он остановился и, сколько оставалось сил, позвал на помощь:

— Скорее! В караульной — умирающий! Это Роже, наш конюх! Нужно отвезти его в больницу. Я спускаюсь обратно, к нему.

Старый Леандр, который как раз раздавал жандармам фонари, увидел, как Алин перекрестилась, благодаря Бога.

— А ты не так уж плоха, моя девочка! — сказал он ей на ухо. — Пока все при деле, ступай наверх, умойся и переоденься!

— Пожалуй, ты прав. Спасибо, Леандр!

Бруклин, в бакалейном магазине Дюкенов, в тот же день

Элизабет держала на коленях малютку Уильяма. Мальчик что-то лепетал, посасывая пальчик. Бонни сбегала за сыном к соседке и заварила еще чаю, чтобы отпраздновать примирение мужа и племянницы. Развернула кекс с сухофруктами, нарезала ломтиками.

— Чай! С утра до вечера чай! — вздохнул ее супруг. — Эта английская традиция прижилась в Америке. В такую жару я бы лучше выпил доброго французского сидра, такого, какой в Шаранте готовит отец. Иногда меня терзает ностальгия.

— Я тебя понимаю, дядя Жан, — мягко отвечала Элизабет. — И еще раз прошу у тебя прощения. Я должна была раньше понять, что для тебя это нелегко — привыкать к жизни в Нью-Йорке, оставив на родине все, что тебе было дорого. Твои нравоучения по поводу того, как я себя веду, — это было не самое обидное, нет. Мне не хотелось, чтобы дедушка Туан узнал… ну, об изнасиловании. И даже если ты считаешь меня аморальной, женская стыдливость мне все же присуща.

— Тогда и ты меня прости, — торжественным тоном сказал Жан, пожимая ей руку. — Я сначала написал, отправил письмо и только потом задумался, стоило ли. Прости меня, милая племянница, и поверь, я очень рад, что ты сейчас с нами, что мы — одна семья. У тебя хватило силы духа самой прийти к старому дяде-упрямцу мириться, и спасибо тебе за это!

— Я буду приходить чаще, — лучезарно улыбнулась ему Элизабет. — На самом деле характер у меня не лучше твоего. Мы похожи, дядя Жан, потому и сталкиваемся лбами!

Это было так близко к правде, что Жан улыбнулся, приобнял Бонни и чмокнул в щеку.