В конце концов, не будет ничего плохого, если мы и правда заедем в поликлинику. Если все хорошо - соберемся, возьмем лекарства и все-таки рванем за город, говорят, свежий воздух и не такие симптомы лечит. А если действительно какая-то болячка - значит, хорошо, что вовремя спохватились и будем лечить.

По дороге в машине обращаю внимание, что Волчонок действительно подкашливает, причем хуже ему становится буквально на глазах. Валерия прижимает его к груди и все время что-то шепчет на ухо.

— Мама, я хорошо, - успокаивает он, немного отмахиваясь от ее попыток снова померить температуру.

Вдруг ловлю себя на мысли, что его «мама» в адрес Валерии максимально режет мне слух. Потому что у Вовки есть настоящая мама, живая и даже почти здоровая.

После встречи с Верой я все время гоняю от себя эту мысль, но сейчас она предательски догоняет меня в самый беззащитный момент, когда я сосредоточен на дороге и не могу занять голову чем-то более тупым, чем тяжелые размышления.

Вера считает ребенка погибшим.

А я все это время считал мертвой ее.

Очевидно, Олег очень постарался, чтобы провернуть эту многоходовочку. Он из шкуры вылез, чтобы сделать максимально больно нам обоим. Ее ребенка забрал, чтобы мучилась, а мне - подкинул, чтобы, глядя на него, мучился я, думая, что мою любимую женщину убил мой же ребенок в ее животе.

Со мной у этого мудака получилось очень хорошо, потому что Вовкины глаза ни на минуту не давали мне забыть, кто его мать. Что думала Вера? Как она жила все эти годы? В нашу последнюю встречу она была настолько непроницаемой, что даже мне, со всеми моими навыками, не очень удалось проникнуть за ее броню. В любом случае, для любой нормальной матери потеря ребенка останется трагедией на всю жизнь.

Но теперь во всей этой ситуации бессердечным мудаком оказываюсь уже я, потому что должен сказать Венере правду. Потому что должен сказать правду Валерии. Но, блядь, как?!

— У меня тут болит, - хнычет и показывает на горло Вовка, когда мы уже почти подъезжаем к поликлинике.

В зеркале заднего вида у Леры такой вид, будто нам предстоит сделать серьезную операцию, а не сходить на прием к детскому врачу. Она не из тех женщин, которые в подобных ситуациях будут бравировать правотой в духе «Ну вот видишь, я же говорила!» Вместо этого она крепче прижимает Волчонка, и сама несет внутрь, хотя он уже вымахал и перестал быть малой ношей. Но когда она так в него вцепилась, бесполезно предлагать свою помощь.

Это материнский инстинкт - любой ценой защищать потомство.

Я, блядь, просто не знаю, как сказать ей, что Вовкина настоящая мать жива, и что все это время она отсутствовала не потому, что наркоманка и алкашка и ей все равно, а потому что считала его мертвым! И я не знаю, как открыть правду Вере, потому что она потребует вернуть сына, а это разобьет Лере сердце. Да и я, черт его все дери, не готов отдать ей Волчонка, тем более, если рядом будет Олег.