В комнате тихо, за исключением того, что его вилка слегка царапает тарелку, когда он толкает картошку, но не ест ее. Мне нужно что-то ему сказать, но в голову ничего не приходит. Я вздыхаю, собираясь с мыслями.

— Значит, у тебя завтра тест по науке? — спрашиваю я, вспоминая, что сказал Чарльз.

Гаррет опускает вилку и тихо отвечает:

— Я говорил тебе это десять минут назад.

— Мне жаль, Гаррет, я тебя не слышал.

— Как всегда, — бурчит он себе под нос, соскальзывая с табуретки. — Я пойду к себе в комнату.

Его тарелка выглядит так, как будто ее не касались. Он смог съесть только пару кусочков.

— Ты не хочешь доесть? — хмурюсь, когда он уходит.

— Я не голоден, — отвечает Гаррет, пока поднимается по лестнице. Затем я слышу, как дверь его спальни закрывается.

Молча встаю, убирая наши тарелки в раковину. Моя тарелка выглядит также, как и Гаррета. Никто из нас практически не ел после авиакатастрофы. Я счищаю еду в измельчитель мусора, затем кладу тарелки в посудомоечную машину.

В моей голове вспыхивает воспоминание о Рэйчел, стоящей здесь, у раковины. Я всегда подходил к ней сзади, обнимал и целовал в шею. Она просила, чтобы я не отвлекал ее, пока она пытается убрать после ужина, но затем оборачивалась с широкой улыбкой на лице, целовала меня и говорила, как сильно любит.

Боже, я скучаю по ней. Я безумно скучаю по ней. Скучаю по всему, что с ней было связано. Ее улыбка, смех. То, как она танцевала, едва по радио звучала песня, которая ей нравилась. Как прижималась ко мне в вечер кино и обнимала. То, как она смотрела на меня, а затем касалась.

Как она меня любила.

Я сжимаю край раковины обеими руками, вздрагивая, когда разваливаюсь на части и плачу. Я не плакал в течение нескольких недель, но воспоминания о ней здесь, сейчас, на этом месте, настолько яркие, настолько реальные, что неспособен сдержать слезы.

Почему это должно было случиться? Зачем? Почему я посоветовал ей сесть на этот самолет? Почему заставил ее задержаться? Почему согласился пойти на встречу вместо отца? Если бы я просто отказал ему, я бы остался там с ней. Мы бы пошли на ужин, полетели другим рейсом, и она сейчас бы была наверху, желая нашему сыну спокойной ночи.

— Папа? — Я слышу позади голос Гаррета, тихий и нерешительный.

— Гаррет, уйди. — Я все еще держусь за раковину, моя голова опущена к груди, а лицо мокрое от слез. Я делаю вдох, но он настолько прерывистый и громкий, что Гаррет точно его слышит.

— Папа. — Я чувствую его руку на моей спине. — Ты в порядке?

— Я сказал, уйди! — кричу я. — Убирайся отсюда! Вернись в свою комнату!