— Побереги свою выносливость для следующей несчастной девушки, которая попадется тебе на глаза, — холодно сказала я. — Поверь мне, ты потратишь время на меня.

Его пристальный взгляд угрожал мне удержать то, что было на кончике моего языка, но, по общему признанию, я не очень хорошо выполняла приказы.

— В Майами так много мужчин. Ты скоро будешь забыт вместе со всеми остальными.

Слова не успели еще повиснуть в воздухе. Единственный удар от него в сторону дивана отправил мебель в полет через пол, где он ударился о стену и оставил меня совершенно незащищенной. Глядя в его темные глаза, я ощущала прохладу мрамора под ногами, кровь стучала в ушах.

Я направилась к двери, но не успела зайти так далеко. Ронан мог бы легко схватить меня за волосы и швырнуть на пол, как это сделал охранник, но вместо этого он схватил меня за платье. Я возмутилась больше, чем если бы он причинил мне боль. Мне вдруг отчаянно захотелось боли, чтобы агония напомнила мне, как мало я значила для него до того, как он похитил мою невинность и, как следствие, мою душу.

Когда он начал тянуть меня назад, я схватилась за край стола, опрокидывая вещи в поисках оружия — или, по крайней мере, способа подтолкнуть его к тому, чтобы он заставил меня вспомнить, что я всего лишь его пешка. Липкие пальцы нашли опору, и прежде чем я успела подумать, я развернулась и разбила вазу о его голову. Стекло упало на пол вокруг нас, в комнате стало мертвенно тихо.

В кино мужчины падают.

Ронан не упал.

Моя грудь вздымалась, ноги приросли к полу, когда он закрыл глаза и резко вдохнул. Когда он открыл их, я ожидала его возмездия; я не ожидала, что он молча обнимет меня за талию, поднимет над разбитым стеклом и бросит на диван.

Когда его тело опустилось на мое, то же самое произошло и с чувством вины, смешавшимся с тяжестью его тела на мне. Его ноги раздвинули мои бедра, его руки держали мои запястья над головой.

Раскаяние сгустилось в моем горле, и я выдохнула:

— Я не буду извиняться.

Он прижался лицом к моей шее, издавая мрачное урчание удовлетворения.

— Значит, ты все-таки чему-то учишься.

Когда адреналин угас, я стала чувствительной, незащищенной, пристыженной. Я не хотела быть тем человеком, который причиняет боль другим только потому, что они причиняют боль мне. Что-то внутри меня ненавидело саму мысль причинить ему боль больше всего на свете, хотя никто не заслуживал этого больше.