Дыхание стало прерывистым, борьба замедлилась, а руки замерли на его груди. Месть сочилась в его поцелуе, которая была мягкой, но яростной и какой-то холодной — как и выражение его глаз, до того, как он оставил меня на коленях сегодня утром. Тогда он меня не хотел. Он только хотел, чтобы я сейчас доказала свою точку зрения: я была его страховкой, и только он мог пудрить мне мозги.

Как только он подумал, что борьба во мне угасла, я прикусила его нижнюю губу так сильно, что почувствовала вкус крови, и подняла колено. Он с рычанием уклонился от удара в пах и оттолкнул меня от себя. Я устояла на ногах, от недостатка тепла его тела мне стало холодно.

— Где страсть, которую ты подарила Ивану, kotyonok? — резко спросил он, вытирая большим пальцем кровь с губы. — Я не поверю, что у тебя имеются сомнения насчет поцелуя двух мужчин в один и тот же день.

Узел гнева растянулся в моей груди, вытесняя из меня оскорбление.

— Единственная оговорка, которую я могу сделать, это поцеловать тебя.

В следующую секунду тишины он не сводил с меня глаз, а на его челюсти дергался мускул.

— Тогда, наверное, мы оба нарциссы.

Зная его извращенное определение «счастливчика», я сглотнула и настороженно посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Греховный блеск украл тепло из его глаз, слова были холодными и апатичными.

— Я никогда не был тем, кто смешивает поцелуи и секс.

Шипение его ремня Montblanc, скользящего по петлям, свалило мой живот свинцовой тяжестью.

Он не собирался, чтобы сегодняшний вечер закончился холодным душем.

Сердце стучало, как копыта скаковой лошади по грязи, я попятилась, пока не наткнулась на диван. Металлическая пряжка со звоном упала на пол, натянув мою кожу. Я приказала себе оставаться сильной и сохранять достоинство любой ценой, но когда он сделал шаг в мою сторону, я выпалила: