– Вот что сказал каудильо, когда объявил о своем замысле. Цитирую…

Капитан весь подобрался и заговорил с еще большей напыщенностью. Ирония состояла в том, что голос у него звучал куда ниже и мужественнее, чем у Франко, чей тонкий придушенный голосишко им всем был хорошо знаком. «Я хочу, чтобы этот комплекс обладал величием святынь прошлого… служил местом отдохновения и размышлений, где будущие поколения смогут отдать дань уважения тем, кто сделал Испанию лучше…» Он повторял слова Франко нараспев, с благоговением, но вскоре в голосе вновь появились резкие нотки.

– Сооружение, которое вам поручено возвести, называется «Долина павших». Этот мемориал увековечит память о тех тысячах погибших, защищавших нашу страну от красных паскуд – коммунистов, анархистов, трейд-юнионистов…

Голос капитана повышался все больше и больше. Исполнившись отвращения, он довел себя до такого бешенства, что у него на голове затряслась фуражка, а на шее вздулись вены. Он едва удерживался от того, чтобы не скатиться в истерику. Те, кто стоял к нему поближе, почувствовали, как на последних словах у него изо рта брызнула гневная слюна. Офицер теперь едва не кричал, хотя нужды в этом особой не было, поскольку среди его слушателей царило гробовое молчание.

Слухи об этом замысле Франко дошли уже до всех. Теперь стало ясно, что они находятся в долине Куэльгамурос, неподалеку от Мадрида и совсем рядом с Эскориалом, усыпальницей испанских королей. Франко явно задумал все это с одной целью. Хотя мемориал увековечит память солдат, погибших за его убеждения, главным образом он должен был стать мавзолеем для самого Франко. Фанатичный, опьяненный властью капитан закончил свою речь. Разместить заключенных в бараках он поручил своим подчиненным.

– Теперь стало ясно, зачем они нас сюда притащили… – проговорил старик, не отходивший все это вынужденное путешествие от Антонио. – Уж лучше так, чем взаперти сидеть.

Одним стариковская стойкость придавала сил, ну а другим его неизменно жизнерадостный тон начинал действовать на нервы. После всех этих месяцев и даже лет, полных невзгод и лишений, казалось невероятным, что у кого-то в голосе не обнаруживалось даже намека на горечь.

– Да, похоже, сможем теперь хоть немного на небо полюбоваться, – отозвался Антонио, стараясь говорить бодро.

Барак, который должен был стать для них новым домом, сильно отличался от их последнего места заключения, тюремной камеры без окон, где они просиживали под замком целые дни, освещаемые горевшей круглыми сутками электрической лампочкой – их единственным источником света. Здесь было грязно, зато в одной из стен были вырезаны окна, а все двадцать коек, протянувшихся в два ряда, стояли друг от друга на приличном расстоянии.