– Не так уж и плохо, а?

Перекрывший гомон тысячи голосов – на поросшей низким кустарником земле возле бараков собрались в ожидании дальнейших распоряжений заключенные, – жизнерадостный голос старика раздражал Антонио. И с чего, интересно, некоторые так и лучатся оптимизмом, когда мир вокруг словно рассыпается на кусочки?

На набитых соломой матрасах была разложена коричневая форма, заключенным приказали переодеться.

– Тут таких, как я, двое уместятся, – заметил старик, которому шел уже восьмой десяток, закатывая рукава и штанины. Сосед Антонио представлял собой нелепую картину. – Повезло, что здесь нет зеркала.

Старик был прав. Он действительно выглядел смешно, словно ребенок в отцовской одежде. Антонио улыбнулся впервые за, пожалуй, несколько месяцев. Ощущение было непривычным. Он давно разучился смеяться.

– И как у вас только получается постоянно быть таким жизнерадостным, – спросил он, борясь с пуговицами на рубашке. Его пальцы закоченели от холода.

– А какой резон печалиться? – заметил старик. Его артритные руки тоже с трудом справлялись с застежками тужурки. – Что мы можем сделать? Да ничего. Беспомощны, как котята.

Антонио подумал немного, прежде чем ответить.

– Оказать сопротивление? Сбежать? – предложил он.

– Ты не хуже меня знаешь, что будет с теми, кто на такое отважится. Их уничтожат. Начисто. – Он подчеркнул последнее слово. Тон его совершенно переменился. – Для меня главное – сохранить человеческий дух, – продолжил старик. – Для других – бороться до последнего вздоха. Мое сопротивление этим фашистам состоит в том, чтобы не перечить им, улыбаться, показывать, что им не растоптать мою душу, самую мою суть.

Ответ старика удивил Антонио. Такого он не ожидал. Как и все, кто оказался в той клетке для перевозки скота, старик походил на бедного поденщика. А по сути, так и вовсе на нищего. Даже одежда на его плечах и та ему не принадлежала. Правда, выговор и то, как он строил фразы, подсказывали, что старик не так прост.

– Ну и как, работает? – поинтересовался Антонио. – Этот ваш подход?

– Пока да, – ответил старик. – Я человек нерелигиозный. Можно сказать, атеист, и уже давно. Но вера в защиту самого своего существа, поверь мне, дает мне силы выжить.

Антонио бросил взгляд через плечо старика на сборище из двухсот человек в униформе, превратившихся теперь в бесформенное людское пятно цвета дерьма. Это была аморфная масса, состоящая из людей, которых в конечном счете лишили всякой индивидуальности, но среди них были врачи, адвокаты, университетские преподаватели и писатели. Может, этот старик тоже из их братии.