Скарлетт никогда не понимала ни того ни другого, несмотря на то что сильно любила и потеряла обоих мужчин. В ее сознании начала смутно зреть мысль, что если бы она поняла Эшли, то никогда не полюбила бы его, а если бы сумела распознать Ретта, то никогда бы его не лишилась. И вообще дано ли ей до конца понять кого бы то ни было в этом мире?

Вскоре на нее нахлынуло спасительное безразличие, безразличие, которое, как она знала по собственному опыту, скоро сменится пронзительной болью, подобно тому как человек в первые секунды не чувствует острый нож хирурга и только после шока наступает реакция организма.

«Я не буду думать об этом сейчас, – мрачно призвала она в союзники свое верное заклятие. – Можно сойти с ума, если рассуждать, почему Ретт бросил меня. Наступит утро, и там видно будет».

«Нет! – с болью отозвалось ее сердце, как бы бросая вызов прежнему заклятию. – Я не могу отпустить его! Должен быть какой-то выход!»

– Сейчас не время думать об этом, – вслух повторила она, стараясь прогнать навалившееся горе, стараясь что-то противопоставить надвигающейся боли. – Я… ну да, завтра я отправлюсь в «Тару». – И, приняв такое решение, Скарлетт немного успокоилась.

Однажды она уже в страхе бежала в «Тару» после крушения всех надежд; тогда ее спасительные стены помогли ей стать сильной и вооруженной для победы. То, к чему она прибегла раньше, можно… с Божьей помощью повторить! Каким образом? Там будет видно. Пока рано об этом думать. Самое главное – передохнуть, пережить свою боль; найти спокойное место, где можно было бы зализать раны; отыскать то убежище, в котором удобно строить планы новой кампании. При мысли о «Таре» на Скарлетт словно повеяло спокойствием и прохладой милого сердцу края. Она представила благодатный дом, белеющий среди багряной осенней листвы; ощутила благословенное умиротворяющее безмолвие спящей в сумерках земли; увидела капли росы на безбрежных землях сплошь в усеянных белыми пушинками зеленых кустах; влажную красную землю и прекрасную унылую красоту сосен, чернеющих на пологих холмах.

С воспоминаниями о родном доме вернулось смутное чувство умиротворения; боль на сердце немного утихла, и отчаяние перестало терзать душу. Она еще долго стояла, вспоминая милые сердцу картины: аллею темнеющих кедров, ведущую в «Тару», пышные жасминовые кусты, ярко-зеленые на фоне белых стен дома, колышущиеся на ветру белые занавески. И конечно, там будет Мамми. Внезапно Скарлетт нестерпимо, как когда-то в детстве, захотелось увидеть старую негритянку и склонить голову на ее полную грудь, чтобы ощутить ее любящие шишковатые пальцы на своих волосах. Мамми… последнее звено, соединяющее ее с добрыми старыми временами.