– Какое безрассудство – оставлять в живых сына человека, которого вы убили, – буркнул Сэм. – А Флинсом его зовут, потому что он носит одежду из флиса?

– Угу, а Банко зовут Банко, потому что он похож на банку. Сложный вопрос, Сэм, очень сложный.

– Ну, а чем я тебя убиваю?

– Кинжалом? Мечом? Без понятия. Шекспир – сам ли или кто там под него косил – ничего нам не поясняет. Пишет туманно: «Они нападают».

– Хм… Мне кажется, выбор оружия имеет значение.

– Так выбирай его по собственному усмотрению.

– А почему ты не сопротивляешься? Ты же воин или типа того?

– Да потому, что убийцы нападают неожиданно. В этом вся соль, Сэм. Давай, набросься на меня внезапно! – Маркс заговорщически подмигнул. – Прошу: помоги мне. Это мой звездный час, понимаешь? Мне надо выглядеть на все сто.

– Вообще-то это твой последний час. Ты же умрешь, верно?

– Нет, я стану Призраком и вернусь. Правда, уже без реплик. Я появлюсь на званом ужине и займу место Макбета. – Маркс нахмурился. – Правда, я не знаю, выпустят ли меня на сцену или обойдутся пустым стулом. Зависит от того, как мы интерпретируем видение Макбета.

– Ты рад, что тебе досталась роль Банко? Я плохо помню пьесу.

– Ну, – пожал плечами Маркс, – он верный друг и полная противоположность Макбету. Его жизнь не «сказка в устах глупца, богатая словами и звоном фраз, но нищая значеньем!»[11]. Но он велик! А вместе с ним велик и я! Я погибаю! Я превращаюсь в Призрака! Торопиться мне некуда, я только на первом курсе, успею еще стать ведущим актером. Одно жаль – я всегда мечтал сыграть Макбета, но, боюсь, к тому времени, когда его снова задумают поставить, я уже окончу Гарвард.

В течение следующего часа Маркс умирал непредсказуемо и часто. Он валился навзничь на диван, падал на колени, шатаясь ковылял по гостиной, сжимая рукой то горло, то плечо, то запястье, то голову, обрамленную пышной копной волос. Он хрипел и шептал, декламируя строки пьесы, а однажды прокричал их петухом, явно намекая на то, что Сэм схалтурил и не сумел подобающе умертвить его. Сэм же совсем позабыл про больную ногу. Он смаковал реплики убийц, с наслаждением прятался за дверью, отчаянно кидался сзади на Маркса, прижимающего к груди подушку, и в притворном ожесточении стискивал его шею. Если Маркс и заметил, что Сэм беспрестанно нападает на него только с правой стороны, он ничего не сказал.

– А ты хорош, – похвалил он Сэма. – Ты когда-нибудь участвовал в постановках?

– Нет, – переводя дыхание, ответил Сэм. Похвала вскружила ему голову, и он, вместо того чтобы промолчать, неожиданно для самого себя выдал: – Моя мама была профессиональной актрисой, и я иногда помогал ей разучивать роли.