– Она до сих пор выступает?

– Нет. Она… она умерла.

– Прости, Сэм. Мне очень жаль.

– Это случилось давно…

Сэм прикусил язык. Не страшно признаться, что у тебя была мама, но рассказать о том, как она умерла, писаному красавцу-соседу, которого ты почти не знаешь…

– Кстати, – поспешно заметил он, – животные на сцене театра – это ни в какие ворота не лезет.

– Согласен.

– Я не только студенческий театр имею в виду. Просто ты недавно упомянул…

– Поддерживаю тебя, Сэм, целиком и полностью. Может, все-таки заглянешь на прослушивание в следующем семестре?

Сэм затряс головой.

– Почему ты отказываешься?

– Понимаешь, такое дело… У меня… Ты, вероятно… Здесь… В общем, спасибо за предложение, но я не люблю кривляться на сцене. Ну что, продолжим?

Точно не известно, когда Сэм и Маркс близко сошлись друг с другом, но, возможно, именно тот вечер и положил начало их дружбе.

Чтобы подсчитать суммарное количество дней, проведенных с Марксом, Сэм нуждался в отправной точке. Взяв за основу вечер репетиции, он пришел к выводу, что их дружба длилась приблизительно четыре тысячи восемьсот семьдесят три дня. Обычно цифры благотворно действовали на Сэма, но полученное число (если принять во внимание, какую колоссальную роль Маркс играл в его жизни) неприятно поразило его своей незначительностью. Он сложил дни заново, но все равно получилась та же цифра – четыре тысячи восемьсот семьдесят три. Он не мог просчитаться: подобными арифметическими вычислениями он баловался еще в детстве, коротая бессонные ночи.

«Четыре тысячи восемьсот семьдесят три… – прокручивал в уме Сэм. – Сумма в долларах на банковском счету семнадцатилетнего богатенького подростка… удвоенное число пассажиров «Титаника»… население городка, где все знают друг друга… цена, с поправкой на инфляцию, ноутбука в 1990 году… вес подросшего слоненка… Я знал Маркса дольше, чем маму. Примерно на двести дней».

Лет в пятнадцать, когда Сэм достаточно повзрослел, чтобы признать, что не он один в этом мире обладает душой, но не достаточно, чтобы получить водительские права, он спросил бабушку, как она пережила потерю дочери. Твердая как кремень бабушка никогда не заговаривала о постигшем ее горе, никогда не делилась своими страданиями. Но ведь она страдала. Не могла не страдать. Просто не показывала виду, посвятив себя пиццерии и заботе о больном внуке. Они ехали в машине из Сан-Диего, где проходила математическая олимпиада. Сэм, разделавший под орех всех соперников, не помнил себя от радости. Он оказался лучшим в науке, которая нисколько его не занимала.