Она едва не отшатнулась. С какой горячностью он выплюнул эти слова. Они должны были оттолкнуть ее, прогнать прочь, раз и навсегда вбить ей в голову, насколько это нелепо, насколько губительна ее идея. Но этого не произошло. К настоящему моменту угрюмый, вспыльчивый козел Адам так хорошо совместился с ее Адамом — тем, который покупал ей печенье, проверял ее слайды и позволил ей поплакаться ему в шею. Возможно, было время, когда она не могла вполне примирить этих двоих, но теперь она так ясно видела эти его многочисленные лица. Она не хотела оставлять позади ни одного из них.

— Оливия. — Он тяжело вздохнул, закрывая глаза. Мысль о том, что он может думать о женщине, которую упоминал Холден, мелькнула у нее в голове и ускользнула прочь, слишком болезненная, чтобы на ней задерживаться.

Нужно было просто сказать ему. Ей следовало быть с ним честной, признать, что ей безразличен Джереми, что нет никакого «другого». И никогда не было. Но она была в ужасе, парализована страхом, и после всего произошедшего ее сердце могло разбиться слишком легко. Таким хрупким оно стало. Адам мог расколоть его на тысячу кусков и даже не понял бы этого.

— Оливия, это ты чувствуешь сейчас. Через месяц, неделю, завтра, я не хочу, чтобы ты сожалела…

— А как насчет того, что хочу я? — Она склонилась вперед, позволив словам на долгие секунды погрузиться в тишину. — Как насчет того, что я этого хочу? Хотя, может, тебе все равно. — Она расправила плечи и быстро заморгала оттого, что защипало в глазах. — Потому что ты этого не хочешь, да? Я просто не привлекаю тебя, и ты не хочешь, чтобы мы…

Она едва не упала от того, как он дернул ее за запястье, притянув ее руку к себе, прижав ладонь вплотную к своему паху, чтобы показать ей, что… Ой.

Ой. Да.

Желваки играли у него под скулами, когда он держал ее взгляд.

— Ты понятия не имеешь, чего я хочу.

От всего этого у нее перехватило дыхание. Низкий, гортанный голос, толстый выступ под ее пальцами, яростная, почти голодная искра в его взгляде. Он практически сразу оттолкнул ее руку, но было уже слишком поздно.

Не то чтобы Оливия не… Их поцелуи были вполне телесными, но сейчас как будто что-то включилось. Долгое время она считала Адама красивым и привлекательным. Она прикасалась к нему, сидела у него на коленях, рассматривала смутную возможность близости с ним. Она думала о нем, о сексе, о нем и сексе, но это всегда было абстрактно. Туманно и неопределенно. Словно линейный черно-белый рисунок. Просто набросок, который внезапно раскрасился изнутри.

Теперь было ясно: по влажному томлению, разлившемуся меж ее бедер, по его глазам с расширенными зрачками — как это будет между ними. Пьяняще, потно и скользко. Вызывающе. Они будут делать что-то друг с другом, требовать друг от друга чего-то. Они станут невероятно близки. И Оливия… теперь, когда она поняла, она действительно, действительно этого хотела.