Она шагнула ближе, еще ближе.

— Ну тогда… — Ее голос был тих, но она знала, что он ее слышит.

Он крепко зажмурился.

— Я не для того предложил тебе ночевать со мной.

— Я знаю. — Оливия отбросила прядь волос с его лба. — И я не для того согласилась.

Рот его был приоткрыт, и он пристально смотрел вниз, на ее руку, ту, которая едва не обхватила его эрегированный член минуту назад.

— Ты сказала, никакого секса.

Она это говорила. Она вспомнила, как размышляла над своими правилами, перечисляла их у него в кабинете, вспомнила, как была уверена, что ей никогда, никогда не будет интересно видеть Адама Карлсена дольше десяти минут в неделю.

— Я также сказала, что это все распространяется лишь на территорию кампуса. А еще мы только что ужинали в ресторане. Так что…

Адам, может, и понимал, какое решение лучше, но хотел он совершенно иного. Она почти видела обломки его самоконтроля, чувствовала, как он рушится.

— У меня нет. — Он бесконечно медленно выпрямился. Линия его плеч, подбородка: он был так напряжен, все еще избегал ее взгляда. — У меня ничего нет.

Оливия почувствовала некоторую неловкость оттого, что так долго не могла понять смысл сказанного.

— Ой, это не важно. Я на противозачаточных. И ничем не болею. — Она прикусила губу. — Но мы могли бы заняться и чем-нибудь другим.

Адам дважды сглотнул и кивнул. Дышал он неровно. И Оливия сомневалась, что он еще в состоянии отказаться. Что он вообще этого хочет. Хотя он усердно пытался.

— Что, если после ты возненавидишь меня за это? Что, если мы вернемся, и ты передумаешь…

— Не передумаю. Я… — Она шагнула, боже, еще ближе. Она не будет думать о «потом». Она не могла и не хотела об этом думать. — Я никогда еще ни в чем не была так уверена. Кроме разве что клеточной теории. — Она улыбнулась, надеясь, что он улыбнется в ответ.

Линия его губ осталась прямой и серьезной, но это едва ли имело значение: в следующее мгновение Оливия почувствовала его прикосновение на изгибе бедра, под огромной хлопковой футболкой.