Его лицо так же быстро помрачнело.
— Что насчет Тома?
Вот да. Что именно насчет Тома? Оливия не знала, как подобраться к теме. Она даже не знала, что именно хочет спросить. Конечно, она могла бы выложить Холдену всю историю своей жизни и умолять его решить все проблемы за нее, но почему-то это не казалось хорошей идеей. Она на мгновение задумалась, а затем решила начать вот с чего:
— Ты знаешь, что Адам думает переехать в Бостон?
— Ага.
Холден, скорчив гримасу, указал на высокие окна аудитории. Там виднелись огромные зловещие тучи, угрожавшие разразиться дождем. Ветер, уже холодный в сентябре, раскачивал одинокое дерево гикори.
— Кто не захочет переехать сюда из Калифорнии? — усмехнулся он.
Оливии нравилась смена погоды, но она оставила эту мысль при себе.
— Как ты думаешь… Как думаешь, он будет тут счастлив?
Холден с минуту пристально смотрел на нее.
— Знаешь, ты уже стала моей любимой девушкой Адама… Не то чтобы их было много, ты — единственная женщина за примерно десять лет, которая смогла конкурировать с компьютерным моделированием, но этот вопрос дает тебе пожизненное звание первой. — Он на минуту задумался. — Я думаю, что Адам мог бы быть счастлив тут… по-своему, конечно. Хмуро и уныло счастлив. Но да, счастлив. При условии, что ты тоже будешь тут.
Оливии пришлось сдержаться, чтобы не фыркнуть.
— При условии, что Том будет хорошо себя вести.
— Почему ты так говоришь? О Томе? Я… я не хочу совать нос в чужие дела, но в Стэнфорде ты предупреждал меня, чтобы я была осторожнее с Томом. Ты… не любишь его?
Он вздохнул.
— Не то чтобы не люблю… Хотя и правда не очень. Скорее, я ему не доверяю.
— Но почему? Адам рассказал мне, что делал для него Том, когда ваш научрук вел себя жестоко.
— Видишь ли, вот отсюда и проистекает большая часть моего недоверия. — Холден потеребил губу, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Том неоднократно вмешивался, чтобы спасти задницу Адама? Конечно. С этим не поспоришь. Но во-первых, как возникали такие ситуации? Наш научрук был тот еще фрукт, но он был не склонен контролировать каждую мелочь. К тому моменту, как мы стали его аспирантами, он, известный мудак, был уже слишком занят, чтобы вникать в повседневные дела лаборатории. Вот почему у него были аспиранты вроде Тома, которые руководили такими, как Адам и я, и фактически всей лабораторией. И все же наш научрук узнавал о каждой мелкой ошибке Адама. Каждые несколько недель он приходил, говорил Адаму, какой он неудачник, потому что взял не тот реагент или разбил мензурку, а затем Том, самый верный его постдок, публично вступался за Адама и спасал положение. Это была пугающе отработанная схема, и она касалась только Адама, самого многообещающего аспиранта нашей программы. Он был обречен на успех и все такое. Поначалу это вызывало у меня некоторые подозрения, я думал, что Том целенаправленно саботирует Адама. Но в последние годы я задумался, а не хотел ли он чего-то совсем иного.