Меня охватила всепоглощающая тоска. Я знала, что если у этой истории и есть конец, то он не может быть написан без этого черноглазого парня, которого я впервые увидела много лет назад, переступив порог приюта.

— Рассказывая эту легенду, я хотела бы смотреть тебе в глаза, — всхлипнула я, вцепившись пальцами в одеяло. — Мне хотелось бы, чтобы, слушая, ты читал ее в моих глазах. Но, наверное, уже слишком поздно. Возможно, наше время истекло — и другой возможности у меня не будет. Я уткнулась лбом Ригелю в грудь. И когда мир исчез вместе со мной, я произнесла слова, которые приберегла для нашего финала:

— Я люблю тебя, Ригель, — прошептала я с горечью. — Я люблю тебя, как любят свободу в темноте подвала. Как любят ласку после долгих лет побоев… Я люблю тебя, как любят небо, а его нельзя разлюбить. Я люблю тебя так сильно, как не любила ни один цвет в своей жизни. Я люблю тебя, как умею любить только тебя, одного тебя, кто приносит мне больше горя и радости, чем кто-либо другой на этом свете, люблю тебя, кто есть свет и тьма, Вселенная и звезды. Я люблю тебя так, как умею любить только тебя, моего Творца Слез…

Рыдая, я прильнула к невидимым страницам нашей истории каждой частичкой себя, каждой слезой и каждым вздохом, каждым пластырем и своей опустошенной душой.

И на мгновение… Клянусь, что я почувствовала, будто его сердце забилось быстрее. Я хотела обнять его и крепко прижать к себе. Но смогла только поднять глаза и посмотреть ему в лицо, как делала это каждый божий день. Мне оставалось лишь набраться смелости, чтобы посмотреть на него снова.

И на этот раз… на этот раз, когда мое сердце выскользнуло из груди и упало на пол, я за ним не наклонилась. Нет, я не шевельнулась, потому что мои зрачки… смотрели в другие зрачки. Мои глаза… смотрели в другие глаза, усталые, измученные, черные.

Я перестала дышать, настолько пугающе сильными показались охватившие меня чувства, вырвавшиеся из меня. Но я боялась поверить в новую иллюзию, поэтому через слезы оторопело смотрела на тонкие трещинки, прорезавшие его веки. Я сидела не шелохнувшись, чувствуя, что, если осмелюсь вдохнуть, этот миг разобьется вдребезги, как стекло.

— Ригель…

Сердце остановилось, а потом забилось вновь, потому что я все еще смотрела в его глаза: они не исчезли, как во сне, не испарились, как видение. Они смотрели на меня, хрупкие и настоящие, отражавшие меня усталые волчьи глаза.

— Ригель…

Я задрожала, слишком потрясенная, чтобы поверить в происходящее. Но это не галлюцинация — Ригель действительно смотрел на меня, не во сне, а наяву.