Лайонел, как мне сказали, переехал в другой город.

Жизнь потекла флегматично и буднично, но не проходило дня, чтобы я не зашла к Ригелю с букетиком цветов.

Под пиканье аппарата я рассказывала ему всякие истории; делала уроки в кресле у стены; читала вслух учебники по географии и биологии; рассуждала о прочитанных книгах.

— Сегодня учитель задал нам написать эссе о каком-нибудь античном произведении, — объявила я однажды вечером. — Я выбрала «Одиссею». Мне нравится эта история. Она про Улисса, который после долгих странствий возвращается домой, — мягко сказала я, — преодолев массу трудностей и пройдя через невероятные испытания… В конце концов он все-таки возвращается к Пенелопе. И обнаруживает, что она его ждала. Все это время она его ждала…

Ригель лежал неподвижно — отстраненный, бледный, беззащитный. Ну чего ему стоило, думала я, поднять свои тонкие веки, закрывающие глаза? Я оставалась с ним столько, сколько позволяли правила больницы. Медсестры пытались отправить меня домой, выпихнуть из четырех белых стен — возможно, ради меня самой, нежели из уважения к больничной дисциплине. Они перестали меня выгонять, когда однажды вечером обнаружили меня на металлических стульях в коридоре, на которых я устроилась, свернувшись калачиком и пытаясь уснуть. Меня тогда не ругали. Однако старшая медсестра сказала, что вечером я должна уходить домой. А я упиралась, хотела остаться с ним, потому что после каждой ночи Ригель бледнел и отдалялся все больше, и моя душа не находила покоя до тех пор, пока я не брала его за руку, пытаясь вытащить из бездны.

Я постоянно приходила после школы и разговаривала с ним, а в выходные именно я поднимала жалюзи, впуская в палату утренний свет, желала ему доброго утра и неизменно заменяла старый букетик цветов новым.

Но по ночам… по ночам мне снились его руки и глаза, устремленные к звездным галактикам. Мне снилось, как Ригель смотрел на меня и каждый раз… улыбался. Такой милой и искренней улыбки я никогда раньше у него не видела. И когда утром я понимала, что это сон и на самом деле Ригеля нет рядом, моя грудь разрывалась от тоски, и я кусала подушку, ощущая во рту соленый вкус слез.

А днем я опять сидела в белой палате с букетиком цветов и измученной душой.

— Ох… — выдохнула я однажды утром, увидев, что после грозы солнце наконец-то пробилось сквозь серую ткань неба: свет рассыпался на миллион частичек, и всеми своими оттенками ярко засверкала радуга.

— Ты только посмотри, Ригель, — тихо прошептала я с печальной улыбкой, — посмотри, какие красивые цвета…