— Ты пялишься, — говорю я ей.

— Я именно так и делаю.

— Ты собираешься переодеться?

— Мне нужно во что-нибудь переодеться.

— Мне подходит обнаженная натура.

— Меня это тоже устраивает, но я наброшусь на твои гребаные мышцы, если мы останемся голыми, Малакай, а ты единственный, кто не хочет воспользоваться мной сегодня.

Я качаю головой, глядя на нее — я всегда качаю головой, глядя на нее, но что отличается сейчас от начала лета, так это то, что я не могу не улыбнуться ей, когда делаю это.

Я хватаю с кровати свою ранее ношенную рубашку и бросаю в ее сторону. Она раздевается, натягивает мою рубашку через голову, утопая когда она свисает до середины бедра.

Действительно идеально.

Она слегка покачивается на ногах, стоя в дверях ванной.

— Тебе помочь снять макияж? — спрашиваю я.

— Да, пожалуйста.

Разворачиваю ее и веду обратно в ванную. Ее средства по уходу за кожей все еще разложены на раковине в том виде, в каком я оставил их сегодня утром, пытаясь повторить то, что было у нее в гостевой ванной. Поднимая ее, чтобы усадить на столешницу, я встаю между ее раздвинутых ног.

— Тебе придется говорить мне, что делать.

Она указывает на бутылочку с прозрачной жидкостью. — Это наносится на ватный диск.

Я делаю, как она говорит, и капаю немного на один из ее ватных дисков.

Миллер закрывает глаза. — Это снимет большинство. Просто сотрите это.

Нерешительно я вытираю ее щеку, потому что это кажется мне правильным. На подушечке остается немного цвета, поэтому с чуть большей уверенностью я провожу им по ее брови и получаю мазок коричневого цвета. Я осторожно провожу им по ее глазам, пока тушь тает, и убираю столько, сколько могу, не делая ее слишком похожей на енота. Затем я повторяю то же самое с другой стороны.

— Что дальше?