– Меня зовут Барри, – сказал парень. – Может, сходим сегодня в кино?

Барри и Фиона встретились на улице О’Коннелла и стали смотреть на длинные очереди, выстроившиеся к располагавшимся здесь многочисленным кинотеатрам.

– Какой фильм ты хочешь посмотреть? – спросил он.

– А ты?

– Мне, честно говоря, все равно.

– Мне тоже. – Действительно ли на его лице промелькнуло мимолетное раздражение, или Фионе это только показалось? – Может, пойдем в ту киношку, где поменьше очередь? – предложила она.

– Но там идет настоящая мура – «Смертельная битва».

– Ну и ладно, – простодушно ответила она.

– Тебе нравится «Смертельная битва»? – Казалось, Барри не мог в это поверить.

– А тебе? – ответила она вопросом на вопрос.

Пока что первое свидание не очень-то ладилось. Они посмотрели фильм, который не понравился им обоим, а потом вышли на улицу, не зная, что делать дальше.

– Хочешь пиццу? – спросил он.

– Очень! – с энтузиазмом кивнула Фиона.

– А может, лучше посидим в пабе?

– Можно и в пабе.

– Нет уж, давай лучше съедим пиццу, – подвел Барри черту тоном мужчины, который знает, что если кто-то и должен принять решение, то только он.

Они сидели за столиком и смотрели друг на друга. Выбор пиццы обернулся настоящим кошмаром. Фиона соглашалась и на «Маргариту», и на «Неаполитанскую», поэтому Барри, поломав голову, заказал «Времена года» – пиццу на любой вкус.

Он рассказал Фионе, что как-то раз Синьора, их учительница итальянского, принесла в класс несколько разновидностей пиццы. Она, кажется, вообще тратит все деньги, которые зарабатывает, на подарки для своих учеников. Так вот, они расселись, стали есть пиццу и громко повторяли названия каждого вида. Это было так здорово!

Барри рассказывал об этом с восторженностью мальчишки, и Фиона позавидовала ему. Ах, если бы и она могла относиться вот так же ко всему на свете!

А во всем виноваты, конечно же, ее мать и отец. Они хорошие, добрые люди, но им нечего сказать ни друг другу, ни окружающим. Ее отец любил повторять: «Молчание – золото! Этот лозунг надо бы вытатуировать при рождении на руке у каждого младенца, чтобы, став взрослым, он не разевал понапрасну рот и не болтал всякие глупости». Сам отец почти ничего и никогда не говорил. Мать руководствовалась другим жизненным принципом, который состоял в том, чтобы ничем «не забивать себе голову». Она постоянно твердила Фионе, чтобы та «не забивала себе голову» уроками танцев, каникулами в Испании и вообще всем тем, чего той хотелось больше всего на свете.