– Как дела? – спросила Лаура, выкладывая пакеты со свежей зеленью.
Ее сопровождал Колин Чапин, театральный бухгалтер-эрудит, которого Лаура взяла в оборот сразу, как только они начали работать в театре. Сегодня на нем был элегантный костюм, манишка и галстук. Светлые волосы Колина всегда были тщательно расчесаны, серые глаза смотрели внимательно, а очки в толстой роговой оправе придавали ему профессорский вид.
– Купили хлеба у Веньеро. – Колин открыл коричневый пакет и показал Энце буханки.
– Превосходно.
– А шалфей – на рынке у Кассио, – добавила Лаура. – Забавно, я никогда не видела, чтобы Феличита развешивала там базилик.
– И не увидишь, – ответила Энца.
– Вы знакомы с «Овощами Кассио»? – спросил Колин.
– Если она – «Овощи Кассио», то я – «Хлопок Хири», а Энца – «Джут Раванелли».
– Я все-таки пошикарнее, чем джут. – Энца промокнула руки фартуком и насыпала соли в большую кастрюлю с кипящей водой.
Зазвонил дверной колокольчик, Колин пошел открывать. Портье катил перед собой тележку, уставленную бутылками вина, гранеными бутылочками с ликером, хрустальными фужерами, изящными бокалами для шампанского. Было здесь и узорчатое серебряное ведерко со льдом.
– Ну и попойка намечается! – рассмеялся Колин, и Лаура бросила на него в раскрытые двери буфетной полный обожания взгляд.
– Ты влюблена, – с улыбкой заметила Энца.
– Втрескалась по самые завязки, – мечтательно откликнулась Лаура.
– Мне еще не пора подыскивать одноместную комнату в «Милбэнк-хаус»? Когда он собирается познакомить тебя с сыновьями?
– Надеюсь, скоро, но искать соседку по комнате тебе еще рано.
Раскатав последнюю колбаску ньокки, Энца порезала ее на кусочки и каждый наколола вилкой, пока Лаура мыла в раковине и разбирала зелень.
Энца приготовила соус, почистив шафран и положив его на сковородку, где в оливковом масле уже томился чеснок. Она уменьшила огонь и добавила к смеси еще и сливочное масло. Номер наполнился ароматом итальянского деревенского лета.
– Девушки, вы там как? – спросил Колин.
– Думаю, у нас все готово, – сказала Лаура, оглядывая кухню.
– Тогда я пойду, – сказал Колин.