Иногда Энца пыталась представить себе мир без Чиро, но ничего не получалось. Колодец боли был слишком глубок.
В дверь настойчиво постучали. Чиро резко открыл глаза. Энца встала, чтобы отворить дверь.
В спальню вошел Колин:
– У Лауры схватки.
– Звони доктору, – спокойно велела Энца. – Пусть приедет.
– Ей нужно в больницу! – Колин был в панике.
– Нет, вызови его сюда.
Энца осталась с подругой, терпеливо и нежно помогая ей справляться со схватками, облегчая уговорами и советами боль. Вскоре прибыли доктор и акушерка. Даже не оглядевшись, они принялись оборудовать в спальне родильную палату. Доктор попросил Энцу подождать снаружи, но Лаура крикнула, чтобы та осталась. Энца села рядом с Лаурой и взяла ее за руку, как когда-то собственную мать в ту ночь, когда родилась Стелла. Энца словно окунулась в прошлое, по лицу ее ползли слезы.
Вскоре тело Лауры раскрылось и сын скользнул в руки доктора. Тот умело перерезал пуповину, акушерка приняла у него ребенка, обмыла и запеленала.
– У тебя сын, Лаура! Сын! – радостно воскликнула Энца.
Она услышала, как акушерка что-то говорит доктору. Она вынесла ребенка из комнаты, и Лаура закричала, чтобы ей немедленно вернули сына. К ней подошел доктор:
– Мы забираем ребенка в больницу.
– Что с моим сыном? – вскрикнула Лаура.
– Они должны забрать его, Лаура! – Это был Колин. – У него трудности с дыханием.
– Поезжай с ними!
Энца увидела, что Чиро стоит в прихожей.
– Чиро, ты отправляйся с ним, а я останусь с Лаурой.
Лаура приникла к Энце и зарыдала, но вскоре, истощенная родами, затихла и уснула. Энца привела в порядок комнату, сменила постельное белье, обтерела Лауру мокрым полотенцем, переодела и укрыла одеялом. Погасила верхний свет, оставив ночник, придвинула кресло и села у кровати. Держа подругу за руку, она читала молитву за молитвой. Но скоро обнаружила, что стоит на коленях, моля Бога изменить судьбу того, кого она любила. И моля, чтобы утро принесло добрые вести.
Генри Хири Чапина поместили в кувез в больнице Ленокс-Хилл сразу же, как Колин привез его туда. Сквозь тонкую кисею Колин мог касаться розовых пальчиков сына и гладить его по щеке.